В одно из воскресений терпение мое все-таки лопнуло, и я очень вежливо попросил тестя: пожалуйста, не давайте больше ребенку спиртного. Он ответил, что речь идет всего лишь о маленьком глоточке. Я возразил, что, на мой взгляд, и это тоже вредно, а потом, опять же очень вежливо, напомнил, что Никите всего шесть лет. У старика вытянулось лицо, он разозлился, но решил спора не продолжать. И вскоре, когда ему показалось, что я их не вижу, знаком подозвал к себе Никиту и, пообещав подарить монетку, опять заставил отпить из своей рюмки. Стоит ли говорить, что тот же трюк он проделывал и во время последующих наших визитов, часто в присутствии Амалии, которая готова была терпеть, чтобы ее ребенок понемногу привыкал пить анисовку, лишь бы не ссориться с отцом.

Как-то в воскресенье я вышел на балкон, как только увидел, что теща собралась достать проклятую бутылку, а старик уже манил к себе Никиту. Мне хотелось подставить горевшее гневом лицо под порывы холодного ветра. Тем временем внутри случилась неприятность, о которой я узнал уже по ее последствиям.

На беду, мальчишка постепенно стал привыкать к этим глоточкам анисовой после семейных обедов. Короче говоря, решив порадовать деда, Никита, когда тот отвлекся, залпом выпил целую рюмку. Очень скоро у него закружилась голова и началась рвота. Когда я вернулся с балкона, на ковре под столом, куда наш сын, почувствовав себя плохо, спрятался, красовалась лужа. Я с удивлением увидел в этой вонючей массе целые макароны, что означало, что он заглатывал их не жуя. Теща страшно переживала из-за испорченного ковра. Амалия спешила скрыть следы преступления, прежде чем я о чем-то догадаюсь. Дед Исидро сидел с обиженной миной и был, судя по всему, сильно разочарован хилым испанчиком, доставшимся ему во внуки. А я, если честно, редко испытывал такое желание покрепче обнять сына.

19.

Мой тесть был человеком домашним с раз и навсегда устоявшимися привычками, владельцем богатой коллекции оловянных солдатиков разных эпох и стран. Они были выставлены под стеклом в витрине, запертой на ключ, чтобы до них не добрался Никита, который одного солдатика успел-таки сломать.

Если не считать рюмки анисовки, которая якобы улучшала пищеварение, я редко видел, чтобы Исидро употреблял спиртное – ну, если только иногда вино, разбавленное газировкой, во время каких-нибудь семейных торжеств. А пьяным я его даже представить себе не могу. Зато курил он как паровоз. Случалось, и по две пачки в день, не считая непременной сигары «Фариас» после сиесты. С годами голос у него сел. Насколько мне известно, тесть продолжал курить, даже когда заимел рак легких, который и свел его в могилу.

Что еще? Я не сумел сойтись с ним поближе и никогда не испытывал к нему симпатии. Так устроена наша жизнь: она каждого куда-то ведет, к чему-то приводит и часто заставляет тесно общаться с людьми, которые ничем нас не привлекают, не вызывают ни малейшего интереса и от которых трудно отделаться. Я, например, сейчас вряд ли припомню, чтобы мы с тестем хоть раз поговорили о чем-то серьезном. Если посчитать минуты, проведенные нами наедине, то их едва ли наберется на полный час. Всегда кто-то был рядом. А если родственники ненароком оставляли нас хотя бы на краткое время вдвоем, мы вели себя как две статуи – будь то в гостиной, прихожей или на балконе – и ничего существенного сказать друг другу просто не могли. И не только потому, что мне не было дела до его воззрений или вполне заурядной биографии архитектора-чертежника. Просто сразу бросалось в глаза, что ему тоже совершенно не были интересны ни моя работа, ни мои увлечения, ни мои друзья. Короче, ничего.

За почти шестнадцать лет наших – от случая к случаю – встреч начиная с того дня, когда Амалия нас познакомила, я называл его исключительно на «вы», как и тещу. Они меня – на «ты».

Тесть остро переживал, что у него не было сыновей. Однажды я услышал, как теща воскликнула, стоя у кроватки нашего Никиты:

– А как бы хотел Исидро иметь сыночка! Но Господь сподобился послать нам только дочек.

Когда Никита был совсем маленьким, дед пользовался любым случаем, чтобы взять на себя роль отца. Он не имел ни малейшего представления о педагогике, но постоянно давал нам с Амалией советы, как надо воспитывать мальчика. И твердил, что мы должны развивать в нем физическую силу и твердость характера.

– Пусть побольше бегает и прыгает, пусть будет не слишком послушным и озорничает вволю.

В подкрепление своих слов он цитировал Сантьяго Рамона-и-Кахаля[42], чье описание собственного детства и юности, кажется, помнил во всех подробностях. Рассуждал тесть примерно так: – Этот великий арагонский мудрец слыл мальчишкой непоседливым и драчливым, да и учился очень плохо. Даже делал игрушечные пушки или стрелял камешками из рогаток. И вот поглядите, стал ученым с мировым именем и получил Нобелевскую премию.

Мы старались помалкивать, не сомневаясь, что сам Никита рано или поздно поможет деду прозреть, как оно в действительности и случилось.

20.

Я позвонил Амалии после долгих и мучительных колебаний. Мы с ней когда-то договорились – или она так распорядилась, – что я никогда не стану беспокоить ее в редакции без достаточно серьезного повода. В конце концов я убедил себя, что это именно такой случай, и позвонил, чтобы сообщить, что наш тринадцатилетний сын еще не вернулся домой, хотя время близилось к полуночи.

Назавтра Никите, как и мне самому, предстояло рано вставать и идти в школу, поэтому он давно должен был лежать в постели. В голове у меня, словно назойливые пчелы, крутились вопросы, которые каждый человек в подобной ситуации непременно себе задает. Может, мальчишка просто заигрался в доме у какого-нибудь приятеля? Его сбила машина? Кто-то на него напал? Ни один из этих вопросов не предполагал ответа, они лишь нагнетали тревогу и растерянность. Вдруг у меня мелькнула мысль, что Никита мог не вернуться вполне сознательно и таким образом выразить протест против вклинивания в нашу жизнь Ольги. Вместо того чтобы, как его малодушный отец, смириться с постыдной ситуацией, он решил уйти из дома.

Амалия взяла трубку. Чего я жду, почему не иду его искать? Искать? Куда?

– Куда угодно. На улицу, в парк, куда-нибудь еще. – И добавила, словно имела дело с жестоким тираном: – Только не бей его, когда найдешь.

Зачем она сказала это, если знала, что я ни разу не ударил Никиту? Потом Амалия нажала на отбой, сославшись на то, что должна выходить в эфир.

Я очень долго искал сына – сначала на полупустых улицах нашего района, потом и в других местах. Ехал, внимательно приглядываясь больше к тротуарам, чем к проезжей части, где машин, к счастью, было совсем мало. По радио, включенному в машине, я до конца прослушал программу Амалии. Меня удивляли и одновременно выводили из себя ее шутки – ведь она знала об исчезновении нашего сына. Напрасно я ждал, что Амалия воспользуется возможностями, какие давала ей роль ведущей, и обратится к слушателям с вопросом: нет ли у них сведений о местонахождении мальчика такого-то возраста и с такими-то приметами. Ведь ее наверняка слушали и в больницах, и в патрульных автомобилях. В какой-то момент я понадеялся, что Никита успел позвонить матери и сообщил, где находится, а она со зла или в отместку (из-за Ольги) заставляла меня провести бессонную ночь, прогуливая свои тревоги по всему городу.