Он взглянул куда-то над моим плечом:

—А что, Риорсону его контролирующие замашки прощаются? Потому что, если я ничего не путаю, Лиама перевели в наш отряд специально, чтобы присматривать за тобой.

Прекрасное замечание.

—Лиам с нами, потому что даже самый сильный всадник не может уследить за тридцатью с лишним бездраконными кадетами. А если умру я, умрет иКсейден. Теперь что скажешь?

Даин сначала оцепенел и стоял как статуя, подергивался только мускул у его подбородка, но наконец он наклонился и прошептал:

—Слушай, ты не знаешь всего оКсейдене, Ви. У меня высокий доступ благодаря печати — и просто будь осторожней. УКсейдена есть секреты, есть причины не прощать твою мать, и я не хочу, чтобы он воспользовался для мести тобой.

Я ощетинилась. В его словах имелась доля истины, но сейчас мне не хватало времени разбираться в клубке чувств, которым для меня стал Ксейден. Проблемы этих безумных отношений я собиралась решать по мере поступления.

С растущим подозрением в груди я прищурилась, глядя, как Даин снова переминается с ноги на ногу.

—Погоди, ты умолял меня уйти изБасгиата потому, что боялся, что я здесь не выживу, или чтобы я держалась подальше отКсейдена?

Не успел он ответить, как я покачала головой.

—А знаешь что? Неважно.— И это я говорила искренне.— Ты желаешь мне добра. Я это ценю. Но хватит уже, Даин. Ксейден ко мне привязан из-за Сгаэль. Не более того. Мне не нужна защита, а если и будет нужна, за мной приглядывают аж два охрененных дракона. Можешь ты это понять?

Он поднял руку к моей щеке, но я смотрела ему в глаза, твердо давая понять, что либо он начнет уважать мои решения, либо мы никогда не восстановим дружбу.

—Ладно, Ви.— В уголках его глаз появились морщинки, а на губах — полуулыбка.— Как тут спорить с тем, у кого есть два охрененных дракона?

Гора упала с плеч, и я вдруг снова задышала. Лукаво улыбнулась старому другу:

—Вот именно.

—Прости, что не попросил воспоминания.— Он опустил руку мне на плечо, хотя сначала, кажется, хотел погладить по щеке.— Теперь тебе пора на учебу.

И он мягко сжал плечо, а затем развернулся и ушел.

Я сделала рваный выдох и направилась в класс Карра. В коридоре было уже пусто.

Я вошла в класс — огромный и длинный зал с мягкими стенами и без окон. Его освещали увесистые люстры с такими яркими магическими огнями, что их можно было принять и за дневной свет, а под ними на полу рядами расселись три десятка студентов изТретьего иЧетвертого крыла — так, чтобы всем хватало места.

Рианнон иЛиам встретили меня у дверей, а профессор Карр поднял кустистые белые брови. Он стоял перед залом, просто стоял — и даже так заполнял собой все пространство. Он был не просто внушительным, а охренительно устрашающим.

Я сглотнула, вспоминая, как он сломал шею Джереми.

—Наконец готовы к нам присоединиться, кадет Сорренгейл?— В его глазах не было тепла, лишь проницательная клиническая наблюдательность.

—Да, сэр,— кивнула я.

Он рассматривал меня как жука, приколотого булавкой в классе биологии.

—Печать проявилась?

—Еще нет.

Я покачала головой, приберегая ту штуку с остановкой времени для себя, как и советовал Ксейден. «Ему ты доверяешь больше, чем мне». В этом Даин был прав, и на меня обрушилось чувство вины.

—Понятно.— Карр поцокал языком, косясь на меня.— Знаешь, твои брат и сестра обладали выдающимися печатями. Способность Миры создавать вокруг себя и своего отряда чары стала важнейшим орудием для ее крыла, и ее наградили за доблесть, проявленную в тылу врага.

—Да. Мира вдохновляет,— я выдавила улыбку, получше других зная о способностях своей сестры на поле боя.

—А Бреннан…— Он отвернулся.— Целители очень редки, и потерять одного таким молодым — большая трагедия.

—Для меня потерять Бреннана тоже трагедия.— Я поправила сумку на плече.— Но потеря его печати — это и вправду удар для крыльев.

—Хм?— Карр дважды моргнул и вновь посмотрел на меня холодным, даже ледяным взором.— Что ж, похоже, династия Сорренгейлов благословлена даже в лице такого… хрупкого всадника, как ты. Раз тебя выбрал Тэйрн, мы ждем от тебя не менее чем потрясающей печати. Садись. Ты уже хотя бы можешь приступить к малой магии.

И отпустил меня, махнув рукой.

—И никакого давления,— пробормотала я, пока мы проходили очевидно пустые места по пути к остальным ребятам нашего отряда.

—Не стрессуй,— сказала Рианнон, когда мы устроились на мягком полу.— Об этом я и пыталась тебе напомнить. Ты — всадница Тэйрна.

—И что?— Я поставила сумку рядом.

—Ты переживаешь за крыло, потому что Риорсону придется к тебе прилетать, чтобы его дракон был доволен, но, Вайолет, это не он самый сильный всадник поколения. А ты.

Она выдержала мой взгляд, чтобы подчеркнуть: это не просто утешения.

У меня в горле встал ком.

—А теперь начнем!— объявил Карр.

* * *

Декабрь перешел в январь.

Заземляться. Закрываться. Представлять, как запираешь дверь. Строить стену. Чувствовать, кто и что вокруг имеет доступ к силе. Прослеживать привязку к дракону. В моем случае — драконам. Создать второй вход — окно — в библиотеку своих сил для золотой энергии Андарны. Блокировать эти связи, насколько возможно.

Представлять.

Представлять перед собой узел энергии — не слишком запутанный (к этому ты еще не готова),— затем распутывать. Отпирать дверь.

Представлять.

Одной ногой твердо стоять на земле, всегда. Ты никчемна, если не подключена к своей силе, и опасна, если не можешь ее контролировать. Только золотая середина делает человека великим всадником.

Рисовать в воображении силу в виде руки, что берет вон тот карандаш и приносит его тебе. Взять его. Нет. Не так. Еще раз. Нет, еще раз.

ПРЕДСТАВЛЯТЬ.

Я зубрила материалы для контрольных. Готовилась к полетам. Тягала железо сИмоджен. Гадала, сколько еще часов Ксейден заставит меня проводить на мате сРианнон. Я прошла первый вызов, выиграв клинок у девушки изВторого крыла. Но самым утомительным заданием были бесконечные часы в библиотеке моего разума, изучение, за какой дверью — Тэйрн, а за какой — Андарна, а потом усердные попытки отличить их друг от друга.

Оказалось, хоть сила и течет от драконов, способность ею управлять зависит только от моих усилий, и некоторыми ночами я падала в постель не снимая сапог и проваливалась в сон.

К концу второй недели января я не только злилась, что Ксейден так и не удосужился поговорить со мной о том поцелуе, но и вымоталась,— и это еще без проявившейся печати, требующей сил на ее контроль.