* * *

В 8 часов утра 6 августа Ямада позавтракал перед своей палаткой. Солнце на севере светило часов с пяти утра почти что до полуночи, но оно было заметно мягче, чем на юге. Нежное сияние заставляло мерцать зеленые заросли вокруг. Вдалеке виднелись тонущие в лазури пики горного хребта Малый Хинган. Ничто не предвещало, что в мире произошло чрезвычайное событие: целый город сгинул с лица земли от одной бомбы. Только ближе к концу дня по радио сообщили о том, что случилось в Хиросиме. Известие все никак не укладывалось в голове Ямады. Как может быть так, что в одном месте ветер теребит пурпурные цветочки, черепахи лениво плавают в озере, а деревья, расправив ветки, всеми силами пытаются расти вопреки скупому на тепло лету, а где-то в другом месте белая вспышка озаряет город, обращая все в пепел, вытирая черты с лиц людей и превращая плоть в обугленные обрубки? Весь мир – крайняя бессмыслица, и худшее из всех возможных преступлений – изображать, словно во всем этом есть какой-то тайный смысл. И высшее командование – будто бы ничего совсем не переменилось – провело заседание и приняло решение о необходимости продолжать подготовку к грядущему наступлению русских.

– Смысл! – пробурчал себе под нос генерал Ямада, восседая во главе стола с командирами полков и прочими начальниками. Окружающие поглядывали на него то с беспокойством, то с подозрением. Ямада вперил глаза в крошечную черную точку на столе. Это был муравей, спешно исполнявший свое извечное предназначение по сбору еды. Генерал наблюдал за муравьем вплоть до конца заседания.

Следующие несколько дней полки коротали за починкой инвентаря и написанием писем, которые предполагалось отправить из первого города, который бы попался на пути войск. Ожидалось, что русские дождутся осени и только тогда начнут наступление, чтобы восполнить потери после боевых действий в Европе. Однако 9 августа в лагерь к Ямаде доставили письмо из Японии. Еще одна атомная боеголовка выжгла Нагасаки дотла. За этим сообщением пришла еще весточка с западного фронта: в последние часы 8 августа Россия объявила войну Японии. Советские танки ринулись вперед в полночь, ровно через три месяца после капитуляции Германии.

Армия Ямады должна была отправиться маршем на северо-запад, чтобы присоединиться к 4-й армии. Солдаты, по наивности расслабившиеся на привале, заметно посерьезнели по мере того, как мягкое утро сменил приятный день. В рядах военных установилась сверхъестественная тишина, покой, от которого невольно вспоминаешь о детстве, лете, песнопениях птиц, матерях, еще молодых и красивых, деревьях, блестящих и покачивающихся на ветру. Именно в этой летней полудремоте Ямада ощутил едва заметное дрожание черной почвы под ногами. Солдаты обменялись взглядами, но продолжили маршировать вперед, несмотря на то, что звук становился все громче.

Ямада приказал сделать привал. Они выстроились лицом на северо-запад. Справа от них виднелись гладкие темные перевалы Хингана, мягко переходящие в горные вершины, которые устремлялись вверх, навстречу облакам. Слева от них дрожание сменилось сплошным гулом. На зеленых просторах у линии горизонта теперь можно было разглядеть советские танки и артиллерию.

Японцы оказались в западне между русскими и холмами. Оставался один вариант действия: идти на таран. Командиры и офицеры начали построение. Ямада посмотрел на солдат, придерживающих потертые винтовки и силящихся не показать свой страх. Многие из них – в этом можно было быть уверенным – думали о письмах, лежавших у них поверх сердца, посланиях, которым уже не было суждено достигнуть их семей. Ему предстояло сделать все возможное, чтобы пробудить в этих людях храбрость.

– Доблестные сыны Империи, пришло время показать, на что мы способны. За честь, за Родину, за Императора! – Он выкрикнул первые пришедшие на ум слова, подходившие моменту. Солдаты разразились оглушительными криками и подняли плотно сжатые кулаки над головой. Впрочем, было не столь уж важно, какие слова он произнес. Главное – он посчитал нужным сказать им что-то ободряющее. Солдаты поняли это и оценили его намерение.

Русские ответили им собственным боевым кличем, который сначала донесся до них слабым откликом, но затем ударил по ним с силой приливной волны. Вскоре стороны были уже в пределах досягаемости артиллерии. Японцы и русские, судя по всему, поняли это почти что одновременно. Земля совсем рядом с Ямадой взорвалась от первого снаряда. Русских тоже окутало облако дыма, но это не остановило их продвижение вперед.

– Держите линию! Стоим! – крикнул Ямада. Командиры полков и офицеры повторили приказ. Некоторые рядовые и даже отдельные офицеры рухнули на землю. Люди в непосредственной близости к ним подавили позыв броситься на помощь раненым и продолжали держать оборону. Стороны обменивались выстрелами и закидывали друг друга гранатами. Повторные взрывы. Еще больше людей, охваченных пламенем.

Удача изменила им быстрее, чем мог бы предположить даже столь закаленный вояка, как Ямада. У русских было куда более совершенное вооружение. У армии Ямады не было ни одного танка, ни одного пулемета. Даже в пылу сражения Ямаде быстро стало понятно, что его войско вырубали под корень. Заросли травы, совсем недавно казавшиеся такими мягкими и легкими, исчезли под грудами тел и дымовой завесой. Земля вокруг Ямады была усеяна мертвыми и умирающими. Одно мясо и кровь. Стрельба замедлилась, промежутки между выстрелами становились все дольше. Он заметил, как группки солдат и офицеров чуть поодаль от него встают на колени и поднимают руки над головой. Он остался один, пока еще скрытый облаком дыма и пепла. Но русские бы его точно схватили или прикончили. Это был лишь вопрос времени. В такой ситуации у генерала Императорской армии Японии оставался один выход: покончить с собой собственноручно. Однако Ямада поразил самого себя: он развернулся и во весь опор кинулся бежать к лесистым холмам. Минутой позже резкий порыв ветра очистил поле от дыма. До Ямады, даже не думавшего бросить взгляд назад, донеслась русская речь. Он продолжал бежать, хотя легкие разрывало от удушья. Крики сменили звуки стрельбы.

Бах! Бах! Эхо выстрелов свободно гремело над полем. Он почти что физически ощущал, как пули впиваются ему в спину. Только продолжавшие нести его ноги давали понять, что русские промахнулись. До лесной чащи оставалось метров пятьдесят, сорок, тридцать… БАХ! БАХ! БАХ! Последние три выстрела прозвучали громче, чем предшествующие. Он был уверен, что по крайней мере одна пуля настигла его как раз тогда, когда он добежал до деревьев. Голову осенила мысль: «Так вот что это такое: умирать…»

* * *

По тяжелой белизне небес и промозглой влажности ветра было очевидно: скоро должен был выпасть снег.

Ямада сидел на корточках в своем