Никколо мягко приземлился на тюки с вещами. Пара чемоданов расстегнулась, одежда рассыпалась во все стороны.

И тут Людовико увидел небольшую склянку, откатившуюся в сторону. Ламповое масло!

Оборотень запыхался. Каждое движение приносило боль, но от этого он становился только злее. Всякий раз, когда он пытался схватить Жиану, она исчезала. Она была слишком быстра. И сильна. Из ран сочилась кровь, стекала по коже, пропитывала шерсть. Часть из них уже закрылась, другие же были слишком глубоки, но Никколо не было до этого дела. Он жаждал убийства.

Взвыв, вервольф напал вновь, ударил правой, затем левой лапой. Жиана уклонилась, но ее плащ скользнул по его когтям, и Никколо ухватился за ее одежду, притянул женщину к себе, вонзил когти в плоть… Ах, какое прекрасное чувство, вот она стонет от боли… Оборотень прижал ее к груди и уже склонил морду, собираясь откусить ей голову, но тут Жиана выбросила вверх руку и ударила Никколо в нос. Вервольф взвыл, но не отпустил жертву, прижимая ее к себе все сильнее, готовый раздавить ее, если так будет нужно.

Что-то холодное коснулось его ступней, начало ползти вверх, обвиваясь вокруг тела и вокруг его добычи, такое холодное, что у Никколо подкосились ноги. Его окутала непроглядная Тьма, ледяная Тьма, подобная пространству между звезд, Тьма, враждебная жизни и теплу. Вервольф завыл, сопротивляясь Тьме, но та не отступала, поднимаясь все выше, по его плечам, груди, шее. Никколо хотелось кричать, но Тени сомкнулись на его морде, не позволяя издать и звука.

В последний момент он увидел, как какой-то однорукий что-то швырнул в него. И тут мир взорвался.

Людовико, запыхавшись, опустился на колено и повалился набок. Он больше не мог двигаться, силы полностью оставили его.

Склянка врезалась в извивающуюся массу Теней, почти полностью окутавшую вервольфа и Жиану. От удара стекло разбилось, пролив масло на их тела. Людовико обмотал склянку пропитанной маслом рубашкой и поджег ее, и сейчас Тени загорелись, и этот огонь развеивал Тьму, как утро изгоняет ночные кошмары. Оборотень завыл, но граф не знал, был ли это крик радости оттого, что Тьма отступила, или крик боли от ожогов: горящее масло разъедало его плоть.

Жиана отшатнулась. Огонь пожирал ее одежду, играл в волосах. Она попыталась вновь призвать Тьму, чтобы погасить пламя, и Тени уже начали сгущаться вокруг ее тела, но оборотень, не обращая внимания на боль, бросился на врага. Он вонзил когти в ее грудь, впился клыками в шею. Они оба повалились на пол, объятые пламенем. Вервольф не отпускал, его задние лапы били Жиану по ногам, кроша мышцы и кости, челюсти все плотнее сжимались на горле.

Хотя тело Людовико превратилось в одну сплошную рану, вампир улыбнулся, слыша крики Жианы. Никколо запрокинул голову, с его клыков свисали кровавые ошметки, и, когда крики утихли, он победоносно завыл. Но этот вой тут же перешел в крик боли, и оборотень покатился по полу, пытаясь погасить пламя. Труп Жианы так и остался гореть.

— Фонтан, — выдохнул Людовико, не зная, слышит ли его зверь, может ли он понимать человеческую речь. — Во дворе.

Может, вервольф его понял, а может, сработали инстинкты, но оборотень выпрыгнул из прихожей, пробив застекленную дверь, и бросился во двор.

Людовико откинулся на спину. У него было странное чувство, будто он совершил что-то хорошее. Но тут он увидел безжизненное тело Валентины, и боль мгновенно вернулась. Лицо графа исказила мука. Цепляясь ногтями за трещины в мраморе, он начал ползти вперед, к телу жены.

Ареццо, 1824 год

Отфыркиваясь, Никколо выбрался из холодной воды. «Кто бы мог подумать, что когда-то этот фонтан спасет мне жизнь?» Вода стекала по его телу. Юноша осмотрел свою кожу, ожидая увидеть страшные раны, но вместо чудовищных ожогов обнаружил лишь покраснение. Он изумленно провел ладонью по своему ставшему человеческим телу. Ощущение было неприятным, но напоминало последствия солнечного удара, а вовсе не купания в горящем масле.

«Валентина!» Эта мысль вернула его к реальности. К тому же Марцелле и Эсмеральде по-прежнему угрожала опасность. Перепрыгнув через край фонтана, он бросился в дом, замедлив шаг у выбитой двери. Осторожно переступив через обломки, Никколо босиком прокрался в коридор, оскальзываясь на паркете. В прихожей повсюду была разбросана одежда, валялись обломки камней и досок, пол покрывал слой пыли, в центре комнаты еще дымился труп Жианы. Но сейчас Никколо заботила только Валентина. Рядом с девушкой лежал Людовико, обнимая ее оставшейся рукой. Граф осторожно гладил жену по виску кончиками пальцев.

— Она еще жива, — хрипло сказал он, когда Никколо подбежал к ним. — Но она умрет.

Все его лицо было измазано кровью, и в его глазах читалась такая мука, что у Никколо сжалось сердце.

— Мы должны что-то сделать! Нам нужен доктор, хирург!

— Уже слишком поздно, Никколо.

Людовико гладил девушку по голове, будто она просто спала. Глаза Валентины были закрыты, грудь едва заметно поднималась и опускалась, изо рта струйкой текла кровь.

Никколо охватило отчаяние.

— Да что с тобой? — Схватив Людовико за плечо, он развернул его к себе. — Разве ты ничего не можешь сделать?

— Я мог бы поделиться с ней Тьмой, — граф прищурился. — Но… тогда она станет вампиром, как и я.

— Ну так сделай это! Иначе мы ее потеряем! — Дрожа, Никколо отступил на шаг.

Людовико склонился над девушкой. Юноше хотелось оттащить его от Валентины, помешать ему, но он сдержался.

Вампир коснулся жены губами, словно целуя, закрыл глаза, и по ее телу прошла дрожь.

Вытащив из тюка брюки и рубашку, которая скорее подошла бы к вечернему костюму, Никколо оделся, а затем полетел вверх по лестнице, перепрыгивая три ступеньки за раз. Он заглядывал во все комнаты, не зная, что его ожидает.

Сестру и Эсмеральду он нашел в спальне Марцеллы. Перед открытой дверью балкона парусами надувались занавески. Девушки были связаны, их посадили на край кровати, заткнув рты кляпами. Они смотрели на Никколо расширившимися от ужаса глазами. Бросившись к ним, он освободил их от кляпов и прижал к себе. Марцелла плакала — от страха ли, или от облегчения, Никколо не знал.

— Все в порядке. Все уже закончилось.

Он все говорил и говорил, пытаясь их успокоить. Наконец он развязал их веревки.

— Что с Валентиной? — спросила Марцелла.

— С ней все будет хорошо, — солгал Никколо, оглянувшись на дверь. Там никого не было. Снизу не доносилось ни звука. — Все будет хорошо.

Эсмеральда позаботилась о Марцелле, будто это была ее сестра. Никколо был благодарен ей за помощь, потому что не чувствовал в себе сил быть тем братом, который сейчас нужен Марцелле. Он мог думать только о Валентине.

Людовико уложил жену в кровать, заверив Никколо, что она должна спать во время превращения в вампира и это совершенно нормально.