Бернардину Амбершелю с трудом удалось сдержать радость, когда вернулись Кедла Ришо и Правосудные. Это был величайший для Антье день: побоище, устроенное бротским войском, отомщено, виновного в нем злодея, закованного в цепи, ведут к собору, где сгорело заживо столько невинных людей.

Горожане с завываниями швыряли в плененных врагов грязью. Ни Бронт Донето, ни Анна Менандская этого не замечали, но наибольшее милосердие к ним проявили именно те, кого они преследовали столь жестоко, – мейсаляне, ищущие свет. А больше всех свирепствовали пробротские епископальные чалдаряне, стремившиеся отмежеваться от падшего патриарха. Их родным тоже досталось во время взятия Антье.

Правосудные начали потихоньку исчезать. Теперь их не могла удержать никакая дисциплина. Когда Вдова доехала до графского замка, ее уже сопровождали менее двух десятков воинов.

У ворот их встречал Бернардин. Сам он не мог сдержать улыбку, но заметил, что Кедла встревожена и не так рада его видеть. Проследив, чтобы знатных пленников посадили в клетки и дали народу всласть над ними поиздеваться, Амбершель пригласил Вдову в замок. Он велел также разместить ее старших офицеров – тех, у кого не было семей, а саму Кедлу пригласил побеседовать наедине. С ней остались только двое встревоженных мальчишек, с которыми она отказалась расставаться.

– Как пожелаешь. Пойдем.

Бернардин отвел Вдову на кухню – в ту самую комнатушку, где они вместе с Сочией и совершенным провели столько часов за полезными беседами. Кедла наверняка захочет нормально поесть. А потом долго будет отмокать в горячей ванне, может, даже прямо там и заснет. И неделю проваляется на мягких перинах.

Потом захочет повидать детей, но это у нее не получится: Раульт, его брат Шарден, их дедушка и бабушка уже уехали в Каурен.

Кедла набросилась на еду, словно волчица, но после долгого голодания желудок вместил не особенно много. Несколько раз Бернардин пытался завязать разговор, но девушка не отвечала.

– Слушай, женщина! Ты больше не вольная птица, – не выдержал наконец рыцарь. – Ты снова вернулась в обычный мир. И тут тебе не трактир. Ты подданная графини Антье и должна отвечать на мои вопросы.

Кедла уже готова была взорваться.

Во время своего долгого и против всяких ожиданий победоносного похода против Арнгенда Вдова поверила в то, что она сама себе указ и не обязана ни перед кем отчитываться.

На руках у Бернардина вздыбилась плоть. Показалась рыбьи морды. Их бесстрастные глаза уставились на Вдову, и Кедла поняла, что играет с огнем.

Она знала, кто именно подарил Бернардину эти смертоносные украшения, и осознала: раз они ожили, значит Надежда недовольна. Быть может, Орудие наведается к ней и напомнит, что для Ночи и ее грандиозных замыслов Кедла – всего лишь мелкая сошка.

Вдова не готова была отринуть любовь Ночи.

Три дня Вдова провела в Антье, восстанавливая силы. Ей бы не помешало задержаться там подольше: кости все еще ныли. Слишком много лишений пришлось терпеть ей самой, всем Правосудным, да и их лошадям тоже. Воинам нужно было вспомнить о своей человеческой сути. Но Кедле не сиделось на месте.

В Каурен выступила едва ли треть того войска, которое явилось вместе с ней из Арнгенда. Кедла кипела от злости, но солдаты имели право остаться.

Немного передохнуть удалось в Кастрересоне. Весь город хотел взглянуть на пленников. Горожане вели себя не так жестоко, как жители Антье, но все равно были достаточно враждебны, особенно по отношению к Анне Менандской.

Бывшая королева уже смирила свой гордый нрав. Ее сломили оскорбления и всепоглощающая ненависть. Безмятежный держался более стойко – всецело предавался собственной ненависти: кричал, грозил, отлучал от церкви. Те, кто его слышал, смеялись. Бывший патриарх умрет такой же мучительной смертью, какой умирали мейсаляне, отправленные им на тот свет.

Шесть дней Вдова провела в лагере под стенами Белого Города, а когда смогла снова терпеть боль, двинулась дальше. Неподалеку от Омоделя, где когда-то произошла битва с главнокомандующим, на Правосудных напала шайка сторонников патриарха. Они хотели освободить Безмятежного. Их было значительно больше, чем Правосудных, но Вдова знала о засаде.

Сражения можно было бы избежать, но Кедла решила истребить врагов.

Друзьям Безмятежного все же удалось пробиться к клеткам, они освободили патриарха и его бывшую покровительницу, но тут Кедла взяла их в кольцо. В конце концов четыре фальконета заставили уцелевших сдаться. А потом Анну и Безмятежного вынудили смотреть на расправу.

Разбив лагерь так, чтобы ветер дул от него в сторону побоища, Кедла передохнула еще один день и снова тронулась в путь.

Безмятежный больше не грозил, но молился.

Кости по-прежнему болели, но Кедла не желала останавливаться.

Когда Правосудные разбили лагерь в дне пути от Каурена, к Кедле ночью явилась госпожа Надежда. Она уняла боль.

– Милая моя Кедла, как только города достигнешь ты, должна веленьям плоти истомленной уступить. Исцелиться ты должна.

Кедла, как и всегда, собралась было спорить, но никак не могла сообразить, что же сказать.

– Не осталось более для тебя неотложных дел, – сказала Надежда. – Коннек спасен. Враги его повержены. И Кедла Ришо снова может стать матерью своих детей.

Кедла неохотно кивнула. Она понимала это с самого Месли: больше нет нужды во Вдове и Цареубийце, врагов не осталось, Анселин не станет нападать на Коннек, ведь ему нужно сначала прибрать к рукам собственное королевство, а потом вести еще одно войско в Святые Земли. Принц с тоской вспоминал те жестокие края.

– Я стану такой Кедлой Ришо, какой мне надлежит стать. Но не уверена, что Господь создал меня матерью.

– Но дети есть у тебя.

– Признаюсь, то действо, после которого иногда появляются дети, мне весьма по душе.

– Но мужа ненавидела ты?

– У него все же было одно важное достоинство.

Они мельком переглянулись.

– Кедла Ришо, должна ты позволить себе исцелиться, – сказало Орудие. – Если будет в том нужда, в бесчувственный сон я погружу тебя, пока не исцелишься.

– Жестока ты, – игриво отозвалась Кедла.

– Да. Слишком уж тебя люблю, чтобы позволить навредить себе самой.

– Сдаюсь, – ответила Кедла и на мгновение примолкла. – Сегодня последняя ночь, когда я могу побыть собой, потом придется опять становиться прежней невзрачной Кедлой Ришо.

Надежда ненадолго задумалась, но потом сказала: