Во время утренних и дневных церемоний совершенный Сочии и Люмьеру не помогал. Не произошло ничего необычного. Свечка наблюдал за графиней и ее сыном из галереи, вглядывался в лица присутствующих, но никаких особенных эмоций на них не заметил.

Уже пошли слухи о его размолвке с Ходье. Бикот и его приятели перепугались. Ими, как выяснилось, двигали весьма простые мотивы – боялись потерять теплое местечко.

Монах этого понять не мог. Не делал бы Ходье глупостей – мог бы до конца дней оставаться на своем посту. Но он ведь именно глупость и сотворил. Сочия могла показательно его покарать.

– Совершенный, мне все равно, что вы скажете, – заявила Сочия, державшая на руках Люмьера, – в последнее время ребенок не был обделен материнским вниманием. – У меня имеются определенные преимущества, и я намерена ими воспользоваться. В Каурене не останется от меня секретов. Хочу укротить его, пока не уехала Изабет.

– Будь осторожна. Не вкладывай оружие в руки тем, кто придерживается радикальных взглядов.

– Оружие я сама обращу против них.

– Сочия!

– Совершенный, вы просто чудо какое-то. И отец, и муж в одном лице, только в два раза деятельнее, – и никакого положенного жене веселья. Милый старый хлопотун. Послушайте же, я действительно усвоила почти все то, чему вы пытались меня научить.

Наверное, но можно ведь перейти на следующий уровень…

– Я так жалею, что нельзя взять сюда Бернардина. Было бы гораздо легче, если б можно было напустить его на местных злодеев.

– Сочия, это не Антье. Здесь в десять раз больше людей и в пять раз больше разных политических сил.

– И я их приструню. Если не успею, пока Изабет тут, значит сделаю это, когда вернется Кедла. – Сочии очень хотелось повидать Кедлу, но накопилось слишком много дел. – Я не стану использовать людей королевы, если смогу без них обойтись.

– Тебе необходимо подкрепление. У тебя есть навайцы.

– И вот тут-то вы мне и поможете.

– Прошу тебя!

– Вы знаете важных людей.

– Думал, что знаю, пока Бикот Ходье…

– Он запутался. Я с ним поговорила. Больше он неприятностей не доставит.

– Но… Как ты?..

– Пригрозила ему вами.

– Что?

– В некотором роде. Составьте список наиболее влиятельных людей. Я их всех сюда созову, пусть будет эдакое старомодное покаяние. Покажу им, что я не девочка и злить меня очень глупо. А вы будете рыскать вокруг с мрачным видом и грозиться закатать рукава.

Про татуировки монаха знал уже весь город.

– После того, что испытал Каурен, можно было бы предположить, что люди устали и готовы к миру, но по-прежнему нет конца заговорам и вероломству. Властолюбие и жадность неистребимы.

– Зло никогда не дремлет.

– Проклятье! А девчушка-то наконец научилась думать.

– Рано или поздно это должно было случиться. Вы меня допекли.

Спустя семь дней после прибытия нового герцога до Каурена добрались слухи об арнгендских событиях. Вскоре новостей еще прибавилось: одни были правдивыми, другие – сильно преувеличенными. В них решительно никто не верил. Как это возможно, чтобы женщина, пусть даже и Цареубийца, поставила Арнгенд на колени?

В гостях у Арчимбо брат Свечка узнал, что пробротские епископальные чалдаряне покидают город. Они сочли, что последнего великого защитника их церкви, Анну Менандскую, постигло великое несчастье. Их клика, и так уже изрядно поредевшая, не пережила бы очередного погрома.

Пробротские чалдаряне решили отправиться в более дружелюбные края и подождать, покуда Господь не изничтожит отступников и еретиков.

Свечка их уходу обрадовался: во-первых, он не хотел, чтобы кто-нибудь пострадал, а во-вторых, после их ухода в Каурене станет спокойнее.

– Мы должны воспользоваться тем, что все ошалели, – сказала Сочия.

Монах согласился, хотя ему не нравилось это постоянное «мы». По сути, он сделался главным визирем графини, хоть и против своего желания. Больше некому было. Найти надежных людей, способных заняться делами герцогства, оказалось не так-то просто. Сочия привезла с собой лишь несколько чиновников, да и те недостаточно хорошо знали Каурен.

Изабет собиралась отправиться в Наваю, как только поутихнут дожди. Ей свою империю надо было держать в руках.

Сочия, не теряя времени даром, сделалась символом нового сурового режима. Изабет по просьбе старого друга семьи, мейсальского совершенного, не показывалась народу на глаза и дала ростку Гаритов прижиться.

А вот навайские солдаты ни от кого не прятались и, если кто-то прибегал к силе, силой же восстанавливали мир. Сочия ни для кого не делала поблажек.

Свечка знал, что по ночам она меняет обличье и бродит по Каурену. Получалось это у графини весьма недурно: за одну неделю устроили три казни, дюжину человек бросили в темницу, у нескольких конфисковали имущество, а кое-кого серьезно оштрафовали. Для многих это послужило предостережением.

Иногда по ночам совершенный лежал без сна и думал, что до Сен-Пейр-де-Милежа лишь немногим дальше, чем до Антье, и дорога туда не такая уж тяжелая. Если бы он примкнул к свите королевы Изабет, то благополучно преодолел бы большую часть пути, кроме последних двенадцати миль. А двенадцать миль одолеет за день даже такой старик, как он.

– Совершенный, где это вы с недавних пор все время витаете? – прижала его к стенке Сочия. – Что у вас на уме?

– Подумываю об уединении монастыря.

– Я не могу вас отпустить.

– Как и всегда, благополучие моей души заботит тебя в последнюю очередь.

Сочия не стала попусту сотрясать воздух и виниться.

В следующий раз перед сном совершенный вдруг осознал, что думает уже не о Сен-Пейр-де-Милеже, а о паломничестве. Эта мысль закралась к нему в голову еще несколько месяцев назад, но тогда это казалось лишь несбыточной мечтой, о которой не стоит и грезить.

Но теперь времена изменились. И мысль о паломничестве потихоньку начинала обретать форму.

И без того измученный, Нассим Ализарин был крайне удручен неудачей. Переезд в Аль-Пинею прошел гладко, и с тех самых пор Ализарин вместе с анса охотился за Шельмецом, но безуспешно. Костыль цинично заявил, что, пока Индала снабжает анса едой, дело так ничем и не кончится.

Но и дринджерийскому колдуну удача не улыбалась. Силы его таяли. Он по-прежнему внушал страх, однако после каждого нападения, которое ему удавалось отразить, что-то терял.