личная жизнь была полностью разрушена. За городом все сгорело, в городе был только дом Гуго фон Вогау, но я, например, вообще не представлял, куда деваться со своей семьей. Я не мог надолго оставить их без собственной крыши над головой. Но об этом позже. В конторе после того, как все там как-то наладили, начались новые проблемы.

Из столицы пришло распоряжение, что во все фирмы, где заняты немцы, должен быть принят государственный контролер. К нам тоже вскоре прибыл такой человек, назначенный из Петербурга. С этого момента все, что делалось в фирме, подлежало контролю этого служащего. Но особенно он интересовался кассой, которая не имела права делать выплаты без его разрешения. Каждый чек и каждый банковский перевод должны были также подписываться этим господином. Человек этот не имел никакого представления о том, в какое предприятие он входит, так что с первого его появления у нас в деле возникли большие трудности. Зашло так далеко, что он нам отказывал в малейшей оплате даже с нашего личного счета. Это выяснилось позже, но так или иначе этот служащий вообще не соответствовал такого рода деятельности. Это был поляк с невыносимым характером, к тому же, контролируя такую огромную фирму, он стремился заслужить хотя бы орден.

Я мельком видел длинные донесения, которые он писал в вышестоящее ведомство, но, и не читая их, думаю, что он сообщал о многом, что нам потом повредило. В целом присутствие этого господина было для всех крайне неприятным и отнимало у большей части сотрудников существенную долю рабочего времени. Внешне такая организация работы, естественно, создавала о фирме безмерно плохое впечатление, поскольку все русские банки и торговцы знали о присутствии этого господина. Некоторые злорадствовали, что такая гордая немецкая фирма, которую уважали до сих пор в качестве образцового предприятия все учреждения, таким образом унижена и ограничена в правах. Но нам пришлось свыкнуться и с этим обстоятельством, и все мы по мере возможности выполняли свой долг.

Я хочу здесь сказать еще пару слов о русском торговце в целом, причем не о наших конкурентах, а о наших клиентах, которые были разбросаны по всей России, неважно, были ли это русские, татары, кавказцы, сарты и прочие. Вся эта провинциальная клиентура все время сохраняла нам верность, и ничто не могло их заставить перестать у нас покупать. Я не знаю ни одного случая, чтобы кто-то хотел извлечь выгоду или выказать нам враждебность из‐за того обстоятельства, что мы были заклеймены как немецкая фирма. Представители нашего старшего поколения внутренне, вероятно, крайне волновались, но внешне они никак не подавали виду и были для всех образцом служения долгу. В это время стало заметно определенное перераспределение компетенций, так как в дирекцию необходимо было ввести больше русских из связанных с фирмой предприятий, которые хотя бы внешне должны были перенять руководство ими и выступать в переговорах с властями.

Особенно напряженно пришлось тогда работать филиалу в Петербурге, который имел дело непосредственно с министерствами. Там много важных функций выполнял зять господина фон Вогау, юрист фирмы Роберт Вильзар. Белорецкие металлургические заводы и Кольчугинский завод были основными предприятиями, имевшими дело с оборонной промышленностью. Оба эти предприятия мы обязаны были продать. Это, конечно, было тяжелым ударом для бизнеса, потому что мы были вынуждены расстаться с самым ценным владением, прежде всего с металлургическим заводом. Денег за этот гигантский объект мы, впрочем, так и не увидели, потому что он был продан за векселя, которые не были после этого обналичены. Так что уже тогда мы смотрели в будущее с большим беспокойством, но еще не имея представления о той ужасающей действительности, которой все закончится.

При посредничестве русского торговца я нашел убежище для моей семьи на лето 1915 года в провинциальном городе Данилов, в монастыре, где мои дети были устроены очень просто, но вполне терпимо. Мы с женой остались в Москве и приезжали к детям только ненадолго, но они очень хорошо себя чувствовали вместе с надежной воспитательницей Аделе. С Фанни там случилось небольшое происшествие, которое могло закончиться очень плохо. Когда она кормила кур, петух сзади запрыгнул к ней на плечо и прокусил клювом верхнюю губу. Врач долго не мог приехать, чтобы зашить губу, но сделал свое дело так хорошо, что почти ничего не было заметно.

Тем временем надо было искать в Москве квартиру на зиму, и мы нашли ее в доме страхового общества, в котором имели долю. Строительство дома закончилось к осени. У нас в нем была небольшая, но очень уютная квартира, и с помощью множества вещей из большого дома мы ее очень мило обустроили. Нам было очень приятно там жить, и со временем мы познакомились со многими обитателями большого дома. Зимой мы должны были вновь позаботиться о лете, потому что наш разгромленный дом стал нежилым и не подлежал восстановлению. После продолжительного поиска был найден спрятанный в лесу у железной дороги домик, который принадлежал пекарю. У него там было два дома, в одном из которых жил он сам, другой сдал нам. Дома стояли в совсем безлюдном месте, но, по крайней мере, в полном уединении можно было отдохнуть от неприятностей работы и прежде всего от волнений, которые приносила нам война.

Здесь нашим основным отдыхом на досуге стало собирание грибов. Первое лето удалось прожить совсем мирно. Состояние духа, конечно, было мерзким, так как чем дольше длилась война, тем острее была травля нас и фирмы. Единственное ценное приобретение, полученное в годы бедствий, состояло в том, что я достойно освоил разговорный русский, ведь немецкий язык был полностью запрещен. На нем мы могли общаться, только когда были совершенно одни.

Все волнения, все пережитое трудно облечь в слова, что-то уже стушевалось и выветрилось из памяти, но приблизительно представить себе, как все происходило, можно.

В период войны передвинули часовую стрелку вперед604. Утром на работу уезжали до восхода солнца, а обратно возвращались, когда оно еще высоко стояло в небе, так что вечера были долгие и летом их можно было всей семьей использовать для прогулок, купания и катания на велосипедах.

18. Февральская и Октябрьская революции 1917 года

Отношение к нам изменилось после так называемой революции Керенского. Это была вторая революция, которой я был свидетелем. Когда Керенский, которого мы до этого знали как болтуна-идеалиста, после тяжелых неспокойных дней встал у руля, было санкционировано послабление существовавших строгих правил времен царизма. Это наивное Временное правительство, состоявшее из, наверно, желавших