остаётся целым, а люди в нем — в кровавый кисель.

Хартман дождался соединения.

— Алло? Передайте Виктору Николаевичу, что я вернулся.

Он нажал на рычаг и положил трубку рядом с аппаратом.

В мёртвой тишине квартиры нервно забились короткие гудки.

— Уходим!

Хартман первым устремился к дверям.

* * *

12:06 (в.м.)

Старые львы

Салин нажал кнопку на селекторе, тихо произнёс: «Завтрак на три персоны, пожалуйста!»

Повернулся к Игорю Дмитриевичу, продолжил начатую фразу:

— В политике нет презумпции невиновности. Приходится учитывать, что кто может сделать ход, тот непременно его сделает. Как в шахматах. Пешка обречена умереть или стать ферзём. В этом её сущность. Если вам не нужен лишний чужой ферзь, пешку приходиться убивать.

— А конь ходит буквой «гэ», что нельзя не учитывать, — вставил Решетников.

— Вы это к чему, что-то я не понимаю? — Игорь Дмитриевич перевёл недоуменный взгляд с Салина на Решетникова.

— К тому, что мне понятен ход ваших мыслей, — ответил Салин. — Раз мы могли, значит, сделали, решили вы и явились сюда с эскортом. Прощаю вашу несдержанность. Она легко объяснима. Ситуация сложилась чрезвычайная.

Он снял очки, гипнотизирующе медленно стал полировать стекла.

— А что касается нашей невиновности… — как бы невзначай обронил он. — Вам же известны контрольные точки агремана. Почему бы для начала не поинтересоваться, например, по прежнему ли РАО ЕЭС блокирует внедрение провайдерских услуг на своей базе?[63] Мы до сих пор не давили на них. Даже, когда они подставились с аварией в Москве. Денег по суду можно слупить столько, что Рыжик удавиться. Но мы все ждём-с ваших действий. По легальной административной линии, так сказать.

Вошли два секретаря, молодая девушка и статная дама с непроницаемым лицом вечного поверенного в служебные тайны. Девушка несла поднос с чайным сервизом.

— Маргарита Петровна, туда, пожалуйста, — обратился Салин к даме, указав на чайный столик у декоративного камина.

Дама дала знак девушке, сама подошла к Салину, подала ему записку.

Салин пробежал по строчкам взглядом, кивнул и сунул записку в карман. Решетников по многолетнему опыту совместной работы знал, так небрежно убирается с чужих глаз долой только нечто чрезвычайно важное.

— Наташа, лапушка, а бутеров с ветчинкой, а? Не настрогала, голуба моя? Что-то у меня аппетит сегодня… Как всегда, впрочем.

Девушка, продолжая сервировать стол, оглянулась. Ответила с улыбкой:

— Павел Степанович, конечно же, сделала. Сейчас принесу.

— Ай, умница!

Игорь Дмитриевич не мог не задержать взгляд на наклонившейся над столиком девушки.

Секундного отвлечения внимания хватило, чтобы Решетников послал Салину вопрошающий взгляд и получил такой же безмолвный ответ: «Максимальная опасность».

* * *

12:07 (в.м.)

Странник

Максимов переступил через бетонный блок у обочины и, минуя редкую очередь желающих попасть в консульство до начала шабата, направился прямо к калитке. Негоже человеку в деловом костюме толкаться среди турагентов и иммигрантов.

Молодой чернявый, по-военному поджарый охранник выжидающе уставил на него настороженный взгляд.

— Воронин. Комитет по охране культурных ценностей, — представился Максимов, протягивая паспорт. — Господин Моше Барон, атташе по культуре, назначил мне встречу на четверть первого.

Охранник взял паспорт, профессиональным движением перелистал страницы, не таясь и не стесняясь, что тоже есть признак профессионализма, сличил фото с внешностью предъявителя.

— I can repeat it in English, — предложил Максимов.

— Не надо. Я говорю по-русски, — ответил охранник.

Отступил в сторону, открывая путь.

Предстояло сделать двадцать пять шагов через посольский дворик. Пройти по направлению к сине-белым сборным вагончикам консульской службы, свернуть по дорожке направо и через десять шагов оказать у служебного входа в посольский особняк.

Максимов шёл, считая шаги. Наблюдал за суетой в гараже. У распахнутых настежь ворот люди в синих спецовках под управлением дядьки завхозской наружности грузили ящики в пикапчик. Работали нехотя, несмотря на визгливые понукания завхоза.

Одиннадцать… Группа захвата остановилась у последнего препятствия.

На прутья решётки налепили «пластилин». Комочки пластика начинают пениться, выделяя белёсый дым. Сквозь противогазы не чувствуется кислотный запах, перебивающий миазмы канализации.

Двенадцать… Старший группы толкает решётку. Она, как срезанная автогенном, падает.

Ладонь в чёрной перчатке вскинута вверх — «внимание». Взмах — и плотная масса тел устремляется по трубе вперёд.

Четырнадцать… «Нашлёпка» на датчик сигнализации. Невидимый инфракрасный луч продолжает гореть, перерезая путь по трубе, но сигнал тревоги заблокирован.

«Вперёд!»

Восемнадцать… Остановка у вертикального штрека.

Старший группы оглядывается на своих людей. Замыкающий на месте — все в порядке.

Рука в чёрной перчатке ложится на скобу лестницы.

«За мной — вперёд!»

Двадцать два…

Поршень из одетых в прорезиненные костюмы тел выдавливает себя вверх по трубе.

Гудят стальные скобы под ритмично работающими ногами. Из клапанов противогазов выстреливает сиплое дыхание. Сбитая труха и ошмётки слизи липнут к стеклу масок, запотевшему изнутри и забрызганного потом.

Двадцать три… По Ордынке, урча мотором, крадётся трейлер. Сбросив скорость до минимума, накатом проходит мимо скверика, примыкающего к посольству.

Двадцать четыре… Вторая группа захвата вышла на исходную позицию.

В распахнутые прорези на тенте хлещет ветер. В кузове трейлера шесть человек замирают у лестниц. По двое на лестницу. Старший группы вскидывает руку.

«Всем приготовится».

Двадцать пять… Первая группа захвата замирает, уперевшись в последнее препятствие. Решётка. «Пластилин».

Двадцать шесть… «Вперёд!»

Максимов повернул налево. Бросил взгляд на ворота.

Двадцать семь… Охранник застыл, парализованный ударом инфразвука.

Тридцать… Поршень