за четырнадцать месяцев? Кто поверит?!.

— Собачка Пици! — крикнул Пишта.

— Щенок, заткнись! — впервые не выдержал д-р Кемень.

Пишта оглянулся. Люди хоть и смеялись, но никто не поддержал его. Мальчик смутился и живо присел на корточки.

Д-р Кемень продолжал:

— Нигде не видел я такой богатой, пестрой, радужно сверкающей толпы, как вечерами на главной улице Петрикан. Дамские платья всех цветов, искрящийся фейерверк женских глаз… Уйма девушек! Вся улица принадлежит шестнадцатилетним. Как соблазнительны эти гибкие петриканские девушки!..

— Не стыдно вам?! — крикнул Йошка Франк.

— Послушайте, вас кто направил в Польшу, социал-демократическая партия или бордель с улицы Мадьяр? — зычно гаркнул главный доверенный Чепеля, невозмутимый Пал Модьороши.

Пишта понял, что путь открыт. Вскочил и, протиснувшись вперед, подошел к трибуне.

— Вы, бандерша! — заорал он, лязгнув зубами.

Поднялась сутолока, потому что вмешались и ребята, толпившиеся вокруг Йошки Франка.

— Довольно!.. — заорали они.

— Не мешайте оратору! — кричали другие. — Чего расшумелись?

— Говорите про заработную плату!

— Я пришел к вам рассказать о деятельности австро-венгерского командования в Польше, а вовсе не о заработной плате, — сказал д-р Кемень.

— Тогда идите к черту!

Кто-то стукнул по голове пробиравшегося вперед Пишту. Пишта заорал.

— Тетку свою бейте, а не меня! Вы, что ли, есть мне даете? Я имею право говорить!

Пирошка опять шепнула что-то Йошке, а он, всегда внимательный и ласковый к ней, выдернул руку и вместе со своей компанией пошел напролом сквозь толпу к Пиште.

— Не бейте мальчонку, не то я покажу вам!..

Все больше народу прислушивалось к возникшей перепалке.

Мартон почуял, что вокруг Йошки Франка собралась какая-то непонятная ему компания, которая действует словно по команде.

— Кто эти сопляки? — указал д-р Кемень на Пишту и на Йошку. — Вот эти! Здесь!

Выкрики посыпались со всех сторон, точно беспорядочная пальба. В ответ на «сопляки» выпустили словесную пулеметную очередь даже те, кто не входил в группу Йошки.

— Сами вы сопляк! Да как вы смеете?!

— Я кончил! — крикнул д-р Йожеф Кемень и тут же сошел с трибуны.

…Ветер снова изменил направление, будто предоставил слово Доминичу.

— …Мощная химическая промышленность, сознательные организованные рабочие, великолепно организованная социал-демократическая партия — все это содействует могуществу Германии. В Германии всеобщее тайное избирательное право… Мир дивится победам и величию Германии.

И, как в оркестре, когда тут же мелодию подхватывают другие инструменты, послышались слова Шниттера:

— Немецкий пролетарий только в том случае работает по-настоящему во имя своего будущего, если он трудится во славу германского оружия. Я тоже побывал в украшенном флагами, хмельном от восторга Лемберге. Изо всех витрин глядели на меня портреты Франца-Иосифа… Самое прекрасное кафе Лемберга — кафе «Ренесанс», там в сиянье блестящих зеркал и ослепительных люстр под музыку пируют венгерские, немецкие и австрийские офицеры, воодушевленные улыбками лембергских красавиц. Музыка играет, с треском вылетают пробки из бутылок с шампанским. Лемберг свободен!

— Что будет с арестованными рабочими? Почему их бросили на произвол судьбы? Это предательство!

— Я отвечаю словами товарищей Хазе, Шейдемана и Эберта, — крикнул Шниттер с надменной самоуверенностью. — Вас бессовестно обманывают те, кто в своих брошюрах и воззваниях искажает или вовсе лживо толкует международное и внутреннее положение и без всяких оснований обвиняет немецкий пролетариат и нас в том, будто мы недостаточно громко говорим о мирных устремлениях рабочего класса. Те, кому хочется сохранить единство немецкого и, я добавляю, венгерского рабочего класса — а нынче, да и после войны в этом будет величайшая нужда, — должны решительно осудить подобные козни, направленные к расколу партии.

— Вы сами плетете козни!

Порядок враз нарушился. Все словно осатанели.

— Правильно!

— Неправильно!..

— Дисциплину надо соблюдать!

— Хватит нам этой дисциплины!

— Скажите лучше про заработную плату!

— И речи быть не может.

— Нет, может!

— Чего лезете?

Видно, случилось что-то и около трибуны Селеши.

— Предали социализм! — послышалось оттуда.

— Тише, смутьяны, не то мы вышвырнем вас!

А Селеши бубнил свое:

— Разве Эберт не был рабочим? Шейдеман и Носке не были рабочими? Чего мутите воду? Разве может выходец из рабочих быть предателем рабочего класса? Не может!

— Может! Например, вы! — крикнул главный доверенный Чепеля. — Какое вам дело, господин Сорренто, до рабочего класса?

— Сорренто? — Селеши уже задыхался от ярости. — А при чем тут кафе «Сорренто»?

— При том, что вы его совладелец!

— Врете!..

Все закружилось вокруг Селеши, один только Шниттер продолжал еще ораторствовать:

— Мы и в нынешнем году отказались от первомайского праздника и пришли к этому решению в полном согласии с двумя крупнейшими партиями Интернационала. С немецкой и австрийской братскими партиями. Мир изменился… Вот что вы поймите!.. Защита австро-венгерской монархии требует других решений и от нас, от рабочих, и от работодателей. Да разве можно было бы представить себе когда-либо такое собрание, какое состоялось на днях? Пролетарии сидели рядом с миллионерами, директорами банков, людьми, которые купаются в изобилии. По предложению банковского воротилы Лео Ланци в президиум был избран руководитель венгерского совета профсоюзов Шаму Ясаи.

Рабочие все больше возмущались.

Из толпы вышли сыщики и теперь открыто двинулись к ним.

— Йошка, — сказал Пал Модьороши. — А ну, мотай отсюда!

И Йошка Франк, выполняя приказ, в мгновенье ока исчез в толпе вместе с Пирошкой В тот день Мартон его больше не видел.

Селеши и Доминич направились туда, откуда началась перепалка. Селеши издали заметил раскрасневшегося Мартона. Лицо мальчика, видно, не понравилось ему.

— У-у, сопляк! Это вы тут шумите? Да вы еще в животе у матери сидели, когда я уже социалистом был.

Могучий Петер Чики подошел к Селеши и с вызовом, гордо откинул голову.

— А вы, наверное, и в животе у мамаши были уже откормленным к рождеству поросенком. Поняли?..

Все громко расхохотались.

— Дайте ему по морде! — крикнул Доминич Игнацу Селеши.

Петер Чики подошел к ним вплотную и выпятил грудь.

— А ну, попробуйте!.. Я сейчас как раз в ударе.

— Сами дайте, — процедил Игнац Селеши сквозь толстые губы и, отступив, встал вполоборота: совсем отвернуться не посмел — побоялся, что ударят сзади.

Люди собирались уже домой.

— Ребята, — сказал Модьороши Мартону и его друзьям, — вам тоже пора смываться.

И мальчишки даже не заметили, как кто-то схватил их за руки и потащил за собой.

Проспект заполнился людьми.

Мартон и его друзья шагали вместе. Уже начало смеркаться, когда они вышли на Шорокшарский проспект.

Над Дунаем и Будайскими горами во всю мощь пылал закат.

12

Директор Гросс и другие именитые чиновники Оружейного завода, которые расположились на лужайке возле опушки леса, остались довольны народным гуляньем. Поэтому, как и всегда, сделали вывод, что народ тоже доволен. Суматоха и перепалка были не так уж велики,