Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не будем об этом, – попросил Николай. – Ты говорил о божественном послании… Что за послание? Ты знаешь, я тебе очень верю, отец Григорий, – признался царь и горько шевельнул ртом.
– Знаю, – наклонил голову Распутин, – я все сделаю, чтобы оправдать твою веру.
– За что мы выпьем, – сказал царь. Морщин около глаз у него стало больше, они густой сеткой поползли на виски, изрябили кожу, и Распутин с жалостью подумал о том, сколько же разного дерьма пытаются вдуть ему в уши многочисленные влиятельные прохвосты – этому же счета нет, и Николаю все приходится пропускать через себя, словно через сито, выуживать из большой грязной массы драгоценные крупинки, имеющие значение для России. Для этого надо обладать не семью пядями во лбу – сорока, пятьюдесятью! И быть наделенным здоровьем Ильи Муромца, чего у Николая, к сожалению, не было.
– Выпьем, – согласно наклонил голову Распутин. – По методе твоего папашки… Да?
– Папаша в этом деле был не дурак. – Царь налил в стопки коньяка, потом маленькой золоченой ложечкой зацепил немного сахарной пудры, насыпал на край одной стопки, потом другой, навесил сверху по дольке лимона. Каждая долька, будто матрос-балтиец в шикарных желтых клешах, раскорячилась на бровке посуды, царь выпрямил «матроса» на одной из стопок, протянул Распутину. – Можно вот так, манерно, лимонную дольку сажать на край посуды вроде циркача, а можно и не делать этого, на вкус эта позиция не влияет, вкус лимона с коньяком остается прежним.
– Мне чего-нибудь попроще бы, – попросил Распутин.
– Проще уже не получится, раз я огородил эту скульптуру, – сказал царь. – Хотя для первого раза надо было бы чего-нибудь попроще, ты прав.
Распутин видел, что государь от таких простых, совершенно мужицких, бытовых вещей, как это промежуточное застолье, получает большое удовольствие, и был доволен этим: для царя мир мигом приобретал цвета, вот ведь как, становился теплым. Царь поднял свою стопку с коньяком, так же поправил раскорячившегося «матроса-балтийца».
– А дальше мой папаша поступал следующим образом, – сказал царь и лихо опрокинул в себя коньяк, потом губами сгреб тонкую дорожку пудры, потянулся к лимону – в следующий миг долька оказалась у него во рту, царь разжевал лимон и довольно поморщился. – Батюшка мой был не дурак…
Распутин поступил так же, как и Николай, только менее ловко, почмокал языком и прислушался к самому себе. Смежил глаза:
– Вкусно!
– А если брать попроще, то батюшка мой поступал следующим образом. – Царь налил себе стопку коньяку, стремительно выпил, потом налил из бутылки вторую, так же стремительно запил. – Вот и вся наука. И никаких лимонов с сахарной пудрой. Хотя можно, конечно, воспользоваться и лимоном, но без создания скульптурных композиций. – Он взял ломтик лимона, окунул его в сахарную пудру и съел. – Вот так.
– Вообще-то в «Вилле Роде» тоже коньяк с лимоном подают. Этот рецепт, он всей России известен. Только я не знал, что он твоим батюшкой изобретен.
– Моим, – подтвердил царь, – его императорским величеством Александром Третьим.
Глянул на Распутина с нетерпением: ну что за божественное послание тот привез? Это нетерпение царя Распутин понимал: дела на фронте совсем не клеились, Россия потихоньку бунтовала, кряхтела под военным бременем и часто подставляла спину для наказания, заводы захлебывались от нехватки рабочих рук, люди, обеспечивающие армию провиантом, оружием и боеприпасами, бесстыдно воровали, отношения с союзниками были усложнены, «второй» царский двор, управляемый Гневной, давил на двор «первый», на правительство. Голова шла кругом от всего этого. И конечно же, чтобы сориентироваться, не допустить неверного шага, очень важно было хотя бы одним глазком заглянуть в завтрашний день, понять, на верном пути стоит он, а вместе с ним и вся Россия, или ложном? Поэтому Николай так и рассчитывал на «старца», поэтому так и стремился узнать, что за божественное послание получил тот.
Потянулся за коньячным графинчиком, чтобы вновь наполнить стопки и выпить по рецепту «папашки», как назвал Александра Третьего Распутин, но «старец» остановил его коротким движением руки, взял со столика бутылку мадеры.
– Поступим по-другому, «папа», – сказал он. – Ведь стаканы-то давно тут, мы с тобой и не заметили, как их принесли. – Они действительно оба не засекли появления молчаливого лакея в голубой ливрее, тот появился, будто дух телесный, принес стаканы и исчез так же неприметно, как и появился. – Хотя стаканы, папа, у тебя не те…
– Чем же они не те, отец Григорий?
– А граней нет!
– Специально для тебя велю купить новые стаканы, – сказал царь. – Я и не знал, что для святых дел годятся только граненые. – Он усмехнулся.
– Для святых дел всегда была нужна простая посуда. – Распутин поставил бутылку на столик, пронзительно глянул на царя. – А ты, «папа», не смейся надо мною, не смейся… Вот хочешь, я сейчас стакан оживлю?
Царь не выдержал распутинского взгляда, отвел глаза в сторону.
«Старец» взял стакан, принесенный лакеем, поплевал на палец, провел им по срезу, по самой бровке, сделал один круг, потом второй, третий, и вдруг глухой холодный стакан запел. Запел тонко, горюче, тихо.
Николай удивился:
– Это что? Стекло? Неужели обычное стекло имеет такой нежный голос? Не хрусталь же!
– Имеет, – подтвердил Распутин, – обычное стекло… А из хрусталя, государь, оказывается, пить вредно. Мне тут рассказали, что в хрусталь для блеска и чистоты добавляют свинец, так водка с вином, когда пьешь, вымывают его, гонят в желудок. А свинец, «папа», это – страшная отрава.
– И что ты посоветуешь, отец Григорий? Отказаться от хрусталя?
– Нет, Просто хочу лишний раз подчеркнуть, что пить из обычного стекла полезнее, чем из хрусталя. – Распутин налил вина в царский стакан, затем в свой, прошептал молитву, – перекрестил стаканы, потом еще что-то прошептал, придвинул стакан к Николаю, попросил, чтобы тот отдал ему свой. Распутин глянул в царский стакан, отпил немного из него и сказал Николаю: – А теперь, «папа», отпей немного из моего стакана. До середки.
Царь повиновался.
Оба стакана оказались отпитыми наполовину, Распутин смешал вино, слив его в один стакан, в свой, потом смешанное вино разлил поровну и придвинул царю его стакан. Царь внимательно следил за манипуляциями «старца». Распутин взял стакан в руку и приказал Николаю:
– Теперь пей до дна.
Тот послушно выпил мадеру до дна. Распутин выжидал момент, когда царь, человек мягкий, впечатлительный, полностью подчинится ему, во взгляде появится покорность, и когда это произошло, проговорил спокойно, тихо, тщательно подбирая слова:
– «Папа», через три дня к тебе придет телеграмма от великого князя Николая Николаевича… Ты ей не верь!
– Что будет в той телеграмме?
– Николай Николаевич станет тебе жаловаться, что в армии кончаются продукты, еды осталось только на три дня и тому подобное, но ты не верь этой телеграмме!
– А на самом деле… – Царь не