Попробуйте все же убедить ее прийти ко мне завтра, а пока пусть она что-то поест и спит как можно больше. Я подозреваю, что у нее депрессия.

– Сделаю все, что смогу, – сказал Дэвид, провожая доктора.

Через час Ческа спустилась вниз.

– Все в порядке. Он ушел, – спокойно сказал Дэвид, выключая телевизор. – Ради бога, что ты такое устроила?

Ческа плюхнулась на диван.

– Ненавижу врачей. Я им не верю. Вы с ЭлДжей засунули меня тогда в клинику для сумасшедших, я была беременна, а они там орали и плакали по ночам. Никто больше не сделает со мной такого.

– Это врачи посоветовали поместить тебя в больницу, Ческа. И мы сделали это ради твоего же блага. И, конечно, ради Авы.

Ческа смотрела куда-то перед собой, словно к чему-то прислушиваясь. Потом повернулась к Дэвиду – ее глаза были застывшими, остекленевшими.

– Прости?

– Нет, ничего. Ты должна начать есть и вообще следить за собой, Ческа. Ты выглядишь просто жутко. И в доме у тебя бардак.

– Знаю. – Внезапно она улыбнулась и протянула к нему руки. – О, дядя Дэвид, как же я рада, что ты тут. Ты же не бросишь меня одну, правда? Я не люблю быть одна.

– Ну, если ты хочешь, чтобы я остался, тебе придется вести себя хорошо, юная леди. – Он встал и подошел обнять ее.

Ческа прижалась к нему, как делала, когда была маленькой девочкой.

– Я буду, дядя Дэвид, честное слово.

Следующие несколько дней были очень трудными, поскольку на свет начала выходить вся печальная картина произошедшего. Ческа спала урывками и то и дело появлялась в его комнате среди ночи, трясясь от ужаса после очередного кошмара. Он обнимал и утешал ее, пока она говорила.

– Господи, дядя Дэвид. Они уволили меня, взяли и уволили! Меня, Ческу Хэммонд, звезду! Все кончено. У меня больше нет будущего, никакого будущего. Меня смыло, как они тут говорят.

– Ну перестань, милая, не говори глупостей. Множество актеров уходят из одного проекта и снова поднимаются в каком-нибудь другом. Что-нибудь обязательно появится, я уверен.

– Да, дядя Дэвид, но оно должно появиться прямо сейчас, у меня нет ни копейки. Я по уши в долгах, и банк вот-вот отнимет у меня мой дом…

– Но что же случилось со всеми деньгами, которые инвестировала для тебя твоя мама? И теми, что ты заработала с тех пор?

– Я все потратила. А то, что не потратила, забрали эта сволочь мой муж и налоговое управление. Ничего, ничего не осталось. О, дядя Дэвид, моя жизнь – просто одна сплошная неудача.

Он обнял ее худые плечи и прижал к себе.

– Ческа, я помогу тебе во всем разобраться.

– Но почему ты хочешь мне помочь после того, как я вела себя все эти годы? – заплакала она.

– Ческа, я видел, как ты росла. Ты практически мой собственный ребенок, других у меня нет. А в семьях положено помогать друг другу в беде.

Ческа подняла к нему бледное, залитое слезами лицо.

– И ты тоже всегда был мне как отец, которого у меня не было. Спасибо.

Через пару дней Дэвид позвонил Тор – которая ждала его в Оксфорде на следующие выходные – и объяснил ситуацию.

– Ничего страшного, дорогой. По крайней мере, это произошло сейчас и ты сможешь разобраться с этим заранее, а не когда мы будем посреди Гималаев без всякой связи с внешним миром. Как ты думаешь, ко времени нашего отъезда Ческа уже будет настолько стабильна, чтобы ты смог ее оставить?

Дэвид расслышал в ее голосе нотки беспокойства.

– Да. Ей придется, потому что я ни за что не отменю эту поездку. Я сообщу тебе, когда полечу обратно.

– Береги себя, Дэвид.

– Да. И ты тоже.

Повесив трубку, Дэвид взмолился про себя, чтобы ему не пришлось испытывать свою решимость на прочность. Эта поездка была нужна ему, и он, для разнообразия, собирался в кои-то веки поставить свои потребности и желания впереди всего прочего.

К счастью, Ческа чувствовала себя с каждым днем все лучше. Доктор выписал ей снотворное, и с его помощью она начала спать по ночам и на ее щеки снова вернулся румянец. Дэвид сумел заставить ее регулярно питаться и одеваться по утрам. Моменты, когда она проваливалась в свой внутренний мир, все еще случались, иногда даже во время их разговоров, – ее прекрасные глаза вдруг затуманивались и приобретали странное, остекленевшее выражение. Она никогда не упоминала ни Грету, ни Аву. Дэвид прислушивался к ней и тоже не вспоминал о них. Также он не стал говорить своей матери о настоящей причине своей задержки в Лос-Анджелесе. Он знал, как сильно расстраивают ее любые новости о Ческе.

Одним прекрасным тихим вечером, когда Дэвид только закончил разговор с Тор, заверив ее, что Ческе гораздо лучше и он скоро надеется улететь домой, он обернулся и увидел, что Ческа стоит рядом с ним.

– С кем это ты говорил, дядя Дэвид?

– С Тор… С Викторией, это моя подруга.

– Подруга в смысле «друг» или подруга подруга? – спросила она с хитрой ноткой в голосе. – Судя по тому, как ты с ней говорил, я бы предположила второе.

– Думаю, и то и другое, – осторожно ответил Дэвид.

– Я там открыла вино на террасе. Не хочешь пойти посмотреть на закат и рассказать мне о ней?

Дэвид вышел вслед за ней из дома. С террасы открывался потрясающий вид. В долине под холмом, на склоне которого стоял дом Чески, на фоне темно-синего неба с огненно-золотыми от солнечных лучей облаками сверкал огнями Лос-Анджелес. Дэвид оперся на перила и наслаждался зрелищем.

– А ты, дядя Дэвид, темная лошадка, – улыбнулась Ческа, протягивая ему бокал вина. – Ну же, расскажи мне.

И Дэвид поймал себя на том, что рассказывает Ческе – которая жадно ловила даже мельчайшие детали – про Тор и про путешествие, куда они собирались отправиться вместе.

– Похоже, она чудесная, а ты, похоже, как будто влюбился, – заметила Ческа.

– Может, и так. Но когда доживаешь до такого почтенного возраста, как мой, начинаешь смотреть на вещи немного по-иному. Мы не спешим. И эта поездка многое прояснит нам обоим. Мы проведем бок о бок полгода.

– И когда вы уезжаете?

– В середине августа, сразу после маминого дня рождения.

– Знаешь, а я всегда думала, что ты влюблен в мою мать, – призналась Ческа. – Я даже надеялась, что вы однажды поженитесь.

– Я как-то делал ей предложение, – признался и Дэвид. – Но она мне отказала.

– Ну и очень глупо сделала. Всем же было ясно, что она тоже тебя