Самый юго-западный из островов Испанского архипелага медленно увеличивался в размерах. Тина только сейчас заметила, что Стив не управляет машиной обычным способом: он смотрел на пульт, скрестив руки на груди, а нужные кнопки вдавливались сами собой, словно к ним прикасались чьи-то невидимые пальцы. Чем больше способностей он проявляет, тем опасней его положение. Тина вполне понимала нежелание Гонщика стать объектом изучения в какой-нибудь усиленно охраняемой засекреченной лаборатории. И готова была сделать все от нее зависящее, чтобы помочь ему избежать такой участи. Между интересами общества и личности должно существовать равновесие. На Манокаре никакого равновесия не было и в помине: интересы и желания Тины Хэдис там ничего не значили, и потому она оттуда сбежала. Наиболее развитые и цивилизованные миры умело балансировали между первым и вторым, но бывало, что для кого-то делалось исключение. Например, для преступника. Или для мутанта с аномальными способностями, которого на всякий случай признавали опасным, хотя никаких преступлений он не совершал. По крайней мере, так нередко поступали люди в своей среде. Как ведут себя в аналогичных ситуациях представители нечеловеческих рас, Тина не знала. Возможно, не все обитатели Галактики испытывают столь сильный страх перед непонятным. Жуткий, безжалостный и почти неуязвимый мутант, за которым с риском для жизни гоняются агенты Космопола и правительственных спецслужб, был дежурным отрицательным персонажем многочисленных кинофильмов, популярных у людей. А Стив может больше, чем кто-либо из тех мутантов (реальных, не киношных), о ком Тина слыхала. То, что при этом он человек порядочный и осторожный, с высокой этикой, вряд ли произведет впечатление на струсивших ксенофобов – страх ослепляет. У Тины давно уже сложилось представление, что ксенофобов на самом деле не слишком много – около двадцати-тридцати процентов, – но, ударившись в панику, они заражают беспокойством остальных, а кроме того, очень любят называть себя «большинством». И в результате их действительно начинают считать большинством.

Аэрокар опустился на оранжевый песок, мягко покачнулся и замер.

– По-моему, визитеров не было, – озираясь, заметил Гонщик. Потом с некоторым сомнением добавил: – Сейчас проверю.

Ценой неимоверных усилий Саймон поднялся, пересек комнату и склонился над раковиной. Его желудок давно уже исторг наружу все свое содержимое, но спазмы продолжались. В придачу к этому кружилась голова, покрытое кровоподтеками тело чесалось и каждый мускул адски болел – расплата за вчерашнее, за четырехкратную (а если точнее, то пятикратную) дозу мейцана, была несправедливо жестокой.

Некоторое время он стоял, пошатываясь, вцепившись в край раковины, и содрогался от бесплодных спазмов, потом тяжело опустился на пол. От койки его отделяло целых три метра – такое громадное расстояние ему не одолеть, даже ползком. Постмейцановый синдром – самая гадкая вещь на свете (после манокарских тоталитаристов и бомб, которые не взрываются). Саймон мысленно проклял тот день, когда впервые попробовал предложенный шефом мейцан. Это шеф во всем виноват: сначала приучил его к наркотикам, а потом вышвырнул с работы и чуть не убил! На данный момент у Саймона осталось всего двадцать капсул – их надо расходовать экономно, пока не удастся раздобыть крупную сумму денег. Плюс бесполезный метарин, который перестал оказывать на него какое бы то ни было воздействие. После долгих колебаний Саймон непослушными пальцами извлек из потайного кармашка капсулу мейцана, проглотил, чуть не подавившись, и обеими руками зажал себе рот: если его сейчас вырвет, это будет катастрофа.

Вчера он снял номер в автоматизированном отеле на небольшом островке и заказал со своего терминала краску для кожи, краску для волос и цветные контактные линзы. Комиссар полиции Испанского архипелага слыл человеком злопамятным. А еще есть женщина, которую он столкнул в море с платформы, старая стерва наверняка его запомнила! Он просто не мог поступить иначе – но весь прежний опыт Саймона подсказывал, что «живое сырье» этого не поймет.

Внезапно он осознал, что может встать. Боль в мышцах не исчезла, зато стала выносимой, спазмы прекратились, зуд пошел на убыль. И это все?! Раньше одной капсулы мейцана хватало, чтобы почувствовать себя богом… а теперь он с одной дозы превратился всего лишь в нормального человека! Если в поле зрения появится Шидал, придется срочно глотать вторую капсулу. Саймон подозревал, что манокарец сумел разыскать его потому, что еще в Хризополисе засадил ему метку. Вопрос в том, где эта метка: на бронекостюме (если так, Саймон в безопасности, ведь костюм остался у Шидала) или на его теле? Второй вариант означал, что манокарец может прийти по его душу в любую минуту. Саймон в панике покосился на запертую дверь, но потом успокоился: Шидал наверняка выдохся после вчерашнего марафона, ему понадобятся по меньшей мере сутки, чтобы восстановить силы.

Номер был из дешевых, с откидной мебелью, заляпанным зеркалом над умывальником и крохотным санузлом. Саймон с горечью подумал, что он обречен всю жизнь скитаться по дешевым номерам и страдать от постмейцанового синдрома. Несправедливо. Потом пришла новая мысль, более приятная: он кого-нибудь ограбит – и тогда несправедливость будет устранена.

На исцарапанном столике лежали коробочки с красителями и линзами. Включив видеофон, Саймон потребовал у робота-коридорного два таза и полотенце (по пневмопроводу – он никому не собирался открывать дверь). Получив заказанные предметы, приступил к процедуре изменения внешности. Гримировался Саймон быстро и умело – в этом деле у него был большой опыт. Кожу покрасил в лимонно-желтый цвет, обработал лицо кремом-депилятором, добела высветлил свои темные волосы и брови, напоследок вставил под веки рубиново-красные контактные линзы из анизотропного пластика. Можно надеяться, что теперь многочисленные недруги его не узнают. Красные глаза придавали облику Саймона нечто демоническое – это ему понравилось; пребывая в почти хорошем настроении, он заказал скромный завтрак и включил телеэкран.

Ничего интересного. Мелькнула разоренная клумба в беседке-раковине, голос за кадром посетовал на вандализм неизвестного хулигана. Саймон ухмыльнулся: никто и не знает, что это его шутка! Поскольку он не чувствовал вкуса пищи, приходилось есть осторожно, придирчиво изучая каждый кусок (вдруг подсунули какую-нибудь дрянь, как вышло тогда с лимонным соком). На экран Саймон смотрел вполглаза. Вспомнилось, как девять лет назад его, начинающего телеведущего, обвинили в неэтичности и вышибли из «Всепланетных Ниарских Новостей». Истинная причина того, что все против него ополчились, крылась в профессиональной зависти: коллеги попросту завидовали его раскованности, его неотразимому обаянию! Последней каплей стал репортаж Саймона об аварии в подземке – недоброжелатели прицепились к его коронной фразе: «К сожалению, друзья, наши дорогие трупики – сейчас их покажут крупным планом – уже не смогут дать нам интервью!» Саймон понимал, почему именно эта фраза всех разозлила: потому что никто из коллег не смог до такого додуматься. «Талантливых людей всегда травят» – так сказал шеф «Перископа», предложивший ему новую работу. Саймон отставил пустую тарелку и грустно вздохнул: если бы можно было вернуться в «Перископ»…

– А теперь – вопрос! – объявила ведущая передачи.