Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если мама? – спросила Анечка.
Я достал бумажник, вручил его Анечке.
– Держись за борт! – предупредил ее.
И прыгнул в воду.
В воде открыл глаза и тут же закрыл: слишком мутная вода, ничего не видно. Дно оказалось близко – илистое наощупь, я пошарил руками, не нашел телефона, да и не надеялся. Вынырнул. С кормы влез в лодку, стараясь ее не раскачивать.
Анечка смеялась, ужасалась и охала.
– Ты весь мокрый!
– Неужели? – оглядывал я себя. – Как это меня угораздило?
Я снял футболку, джинсы, отжал, надел на себя.
– Надо быстрей домой! – тревожилась Анечка. – И такси не вызовешь, телефона же нет! Давай быстрей к берегу!
Пока причаливали, пока шли к выходу, я почти высох – день был очень жаркий. Поймали такси, я сел с Анечкой на заднее сиденье.
– Ну ты даешь! – сказала она. – Маме расскажем?
– Почему бы и нет?
Мы поехали.
Она обняла меня за руку и прижалась к плечу.
Значит – простила.
И я себя простил, хотя некоторая нарочитость того, что я сделал, все-таки смущала.
Но лучше нарочито сделать правильное дело, чем не нарочито не делать ничего.
Дома мы весело рассказали о нашем приключении. Мама и Ирина улыбались, напоили меня горячим чаем с медом и лимоном, Ирина растерла мне грудь какой-то настойкой каких-то трав, отчего я стал пахнуть по-деревенски уютно. Чувствуя себя добрым домовым, от которого всем хорошо, пошел к себе в комнату. Появилась мысль записать то, что произошло сегодня. Не в виде документального фиксирования, а – сделать из этого рассказик. И даже с моралью. О родителе, который гуляет с ребенком, а сам весь в своих важных мыслях и заботах, не слышит вопросов ребенка, не интересуется им, хотя это есть самая главная забота.
Увлекся, буквы словно сами появлялись на мониторе и складывались в слова.
Постучала и вошла Анечка.
– Можно?
– Прости, я занят.
– Ладно, потом.
И СНОВА ВЕРА
(2010)
Двери вагона раздвинулись, и я увидел прямо перед собой Веру. Удивился, сказал: «Привет!» И тут же понял, что это не она. Просто очень похожа. Женщина вошла и села неподалеку, лицом ко мне. На мое приветствие не ответила, только глянула с легким недоумением. Я отрицательно покачал головой, приложил руки к груди, а потом развел их: дескать, простите великодушно, обознался. Она ответила безличной улыбкой; так светские дамы прощают мелкие оплошности официантов, маникюрш и прочих людей из обслуживающего персонала.
Рядом с нею освободилось место, я сел и сказал, деликатно посмеиваясь:
– Извините, но вы так похожи… Просто одно лицо!
– Бывает.
Мне показалось, что я услышал в ее голосе сочувствие и, пожалуй, даже готовность поддержать разговор.
Она была одета не для метро. Слишком высокие и тонкие каблуки, джинсы с дырами на загорелых коленях, смело короткая и прозрачная блузка, да еще завязанная узелком над обнаженным животом. Если бы ей было восемнадцать-двадцать, ничего удивительного, но в тридцать-тридцать пять, а ей было на вид столько, женщины так в метро не ездят, этот наряд – для суверенного автомобильного пространства, где тебя не зацепит чей-то охальный взгляд или, того хуже, чья-то охальная рука.
Я рискнул догадаться:
– С машиной что-то случилось?
– Вроде того.
– А как вас зовут?
– Сравнить хотите?
– Конечно. Интересно же.
– Вера. Неужели и имя такое же?
– Клянусь. Обалдеть. Так не бывает!
– Людей много, я тоже двойников встречала. А кто она?
– Типа по жизни моя любовь! – сказал я торжественно и дурашливо.
Она усмехнулась. Поняла: мужчина не любит пафоса. Оценила. Умная.
И от нее немного пахло вином.
Это обнадеживало.
– И что с ней случилось, с той Верой? – спросила она.
– Да ничего. Осталась в прошлом.
– Все там будем.
Фраза не из заурядных, я обнадежился еще больше. Спросил:
– Вы до какой станции?
– Сейчас выхожу.
– А что если мы посидим где-нибудь? Просто так, поболтаем. Скучно же говорить все время с теми, кого знаешь. Я вам историю свою расскажу.
Вера осмотрела меня – не скрывая, что оценивает, но с веселой, не обидной улыбкой.
Что ж, выглядел я, как всегда, прилично. Серый пиджак, белая рубашка, голубые джинсы с потертостями – намек на несогласие со своим возрастом, темно-красные кеды – намек еще более очевидный.
– Ладно, – сказала она. – Полчаса у меня найдется.
Я хоть и надеялся на что-то, но не обольщался. Скорее всего, Вера возвращалась с какого-то мероприятия, где немного выпила, поэтому не села за руль, решила прокатиться почему-то на метро, домой ей еще не хочется, почему бы немного не выпить за компанию с этим, судя по всему, вполне культурным человеком?
Около метро была «Шоколадница» с верандой, там мы и устроились. Вера курила, как и я. Общие слабости тоже сближают.
Я осторожничал, пил вино по чуть-чуть.
Рассказал свою историю. Она слушала с интересом. Правда, ей постоянно звонили, она, извинившись, брала трубку, отвечала, обсуждая какие-то деловые вопросы.
– У вас важная работа? – спросил я.
– В «Экспоцентре». Скоро презентация, вот и приходится…
Один раз позвонил какой-то Дима.
– Димчик, я еще работаю, – сказала Вера. – Найди там что-нибудь, все же есть.
И пояснила мне:
– Сын. Четырнадцать, а все еще дитя.
– Четырнадцать? Когда вы успели?
– Да бросьте, мне тридцать пять уже.
– А муж где?
– Где у нас все мужья? В Караганде, естественно. Как и вы. Тоже ведь женаты?
– Женат. Но…
– Без подробностей, ладно?
– Я и не собирался.
Итак, я рассказал свою историю и услышал ожидаемое:
– На что вы надеялись, непонятно? Ясно же, что она вас не любила никогда.
– Я и не надеялся. Просто… Просто с этим живу. Несмотря на то что ее уже нет.
– И нравится так жить?
– Нет. Но без этого было бы еще хуже.
– Если б ты был со мной… Извини.
– Давно пора на «ты».
– Если б ты был со мной, то есть, как муж, а я бы знала, что ты кого-то любишь, я бы не смогла. Выгнала бы. Твоя жена знала?