армейским руководством; Мольтке давно был сторонником союза с Австрией и теперь старательно сгущал краски, рассказывая императору о громадной концентрации русских войск на восточной границе Германии.

В итоге усилия Бисмарка увенчались успехом. В конце сентября 1879 года он лично отправился в Вену, где был согласован окончательный текст договора. Население австрийской столицы встретило «железного канцлера» ликованием — в последние годы здесь тоже пользовалась большой популярностью идея тесного сотрудничества с Германией. 15 октября состоялось подписание договора в Вене, а неделю спустя соглашение было ратифицировано Вильгельмом Г «Те, кто сподвиг меня на такой шаг, будут нести за это ответственность перед высшими силами!» — в сердцах заявил он[679]. Однако сопротивляться массированному и единодушному давлению со стороны своих паладинов престарелый кайзер не мог.

Внешнеполитический поворот состоялся. Германская империя заключила свой первый долговременный и содержащий конкретные обязательства союзный договор. Впоследствии он окажется наиболее устойчивым из всех ее союзов, просуществовав до самого крушения Второго рейха в 1918 году. Одновременно австро-германский пакт положил начало складыванию системы двух противостоящих друг другу военных блоков, которые в 1914 году начали Первую мировую войну. Естественно, из этого нельзя делать вывод о том, что политика Бисмарка в конце 1870-х годов предопределяла глобальный конфликт; она диктовалась сложившейся ситуацией и не исключала разных вариантов дальнейшего развития. Однако первый шаг на долгом пути был сделан.

Глава 14

ОСЕНЬ ПАТРИАРХА

Серьезный кризис во внешней и внутренней политике конца 1870-х годов нанес очередной удар по здоровью Бисмарка. Недуги, преследовавшие его ранее, усиливались и дополнялись новыми. К началу 1880-х годов «железный канцлер» весил более 120 килограммов (его нормальный вес десятью годами раньше был на четверть меньше). Он с трудом передвигался, отрастил окладистую бороду для того, чтобы хоть как-то скрыть нервный тик нижней части лица. Медики были бессильны ему помочь в первую очередь из-за сложного характера своего пациента. Доктор Генрих Штрук, в течение долгих лет являвшийся его личным врачом, уже в 1872 году высказывал опасения, что здоровью Бисмарка угрожает серьезный кризис. Десять лет спустя эти опасения переросли в уверенность. В течение 1881 года самочувствие канцлера ухудшалось так стремительно, что из уст врачей звучали самые пессимистические прогнозы: если Бисмарк не встанет на путь исправления, ему отпущено в лучшем случае несколько месяцев. В следующем году Штрук, устав от борьбы со своим пациентом, отказался от работы с ним. Казалось, дни Бисмарка сочтены.

Характер «железного канцлера» соответствовал состоянию его здоровья. Он становился все более нелюдимым, не любил появляться в обществе, передвигался по Берлину в экипаже с занавешенными окнами. В его резиденции все реже проходили приемы, и попасть на них людям, не входившим в узкий круг, становилось все сложнее. Иоганна, здоровье которой тоже оставляло желать лучшего, по-прежнему крепко держала в руках домашнее хозяйство. Но на большее ее сил уже не хватало. В 1884 году плеврит едва не свел ее в могилу.

Однако канцлеру вновь улыбнулась удача. Спасение пришло в лице 33-летнего врача Эрнста Швенингера. В 1883 году он впервые появился у Бисмарка по рекомендации младшего сына канцлера — Вильгельма. С тех пор и до конца жизни своего могущественного пациента Швенингер оставался его личным врачом. Бисмарк называл медика «черным тираном» и многократно жаловался на его жестокие методы окружающим, однако в то же время беспрекословно повиновался ему. Только Швенингер смог заставить «железного канцлера» перейти на более нормальный режим дня, сесть на строгую диету с преобладанием рыбных блюд, уменьшить потребление алкоголя и табака.

Современниками это воспринималось как чудо. Влияние, которое имел врач на своего обычно непокорного и не признающего чужих мнений пациента, выглядело просто мистическим. Сам Швенингер годы спустя рассказывал: «Бисмарк, когда я к нему пришел, был физически близок к полному крушению; он считал, что перенес апоплексический удар, страдал от тяжелых головных болей и абсолютной бессонницы. Ничто не помогало. Он не доверял медикам. Один из его родственников из-за таких же страданий свел счеты с жизнью, и это, считал он, будет и его участью. «Сегодня, Ваша светлость, Вы будете спать». — «Поживем — увидим», — ответил он скептически. Я сделал ему влажный компресс и дал несколько капель валерьянки, которые назвал снотворным. Потом я сел на стул у его кровати и держал его руки в своих, как мать у беспокойного ребенка, пока канцлер не заснул. Когда он утром проснулся, я все еще сидел рядом с ним, и он сначала не хотел верить, что уже день, и он правда проспал всю ночь. С тех пор он доверял мне»[680]. Судя по всему, именно эмоциональное участие врача глубоко тронуло Бисмарка, который с детства страдал от дефицита тепла и заботы. Швенингер объяснял впоследствии свой успех в значительной степени тем, что имел возможность практически круглосуточно находиться рядом с пациентом[681]. Однако, вполне вероятно, была и другая причина готовности «железного канцлера» подчиняться предписаниям медика. К моменту появления Швенингера в доме Бисмарка последний дошел до определенного психологического рубежа, когда был готов буквально на все ради того, чтобы избавиться от страданий. Врачи подозревали у него рак и пророчили скорую смерть, а умирать канцлер вовсе не собирался. В любом случае, очевидно, что именно Швенингер спас ему жизнь.

Эффект от новых методов лечения сказался незамедлительно. Бисмарк быстро сбросил вес, избавился от значительной части своих нервных расстройств, даже сбрил бороду, поскольку тик канул в прошлое. В 1884 году он снова смог скакать верхом и совершать длительные пешие прогулки. Пищеварительная система тоже пришла в удовлетворительное состояние. Теперь канцлер поднимался с постели не позднее 9 часов утра и уже час спустя приступал к работе. Правда, по воспоминаниям современников, он крайне неохотно брался за дела до завтрака, предпочитая заняться чтением газет[682] — при желании в этом можно увидеть определенную склонность к прокрастинации.

Не менее часа в день Бисмарк должен был проводить в движении. Вечерняя работа строжайше воспрещалась, чтобы не раздражать нервы канцлера в поздний час и не портить его сон. Впрочем, последнего Швенингеру полностью добиться так и не удалось. Германский дипломат Филипп цу Эйленбург в эти дни писал: «Князь выглядел великолепно. Стройный, упругая кожа, большие глаза полны жизни и присутствия духа»[683]. Другой современник высказывался аналогичным образом: «Князь в прекрасном состоянии, моложав, подвижен, любезен; каждый день скачет два часа верхом, хорошо спит, прекрасный аппетит»[684]. В 1885 году один из ближайших соратников Бисмарка, Лотар Бухер, называл его «молодым и румяным»