Все возвращается, — сказала Арманда. — Река под конец все приносит назад. Ах, дорогая моя Арманда, если бы только река действительно могла все принести назад! Если б только ты была сейчас со мной! Сколько я могла бы рассказать тебе, сколько тайн, которые узнала, поведать…

Каждый кому-нибудь да исповедуется. Одна из самых привлекательных черт католической церкви — это, безусловно, тайна исповеди и обещание отпустить грехи. Рейно выслушивал исповеди в любой день без исключения. Теперь же, когда в церкви заправляет отец Анри, к исповеди приходят раз в неделю, да и то она обычно приурочена к какой-нибудь службе. Особенно сильно скучают по Рейно некоторые старики. Например, Генриетта Муассон и Шарль Леви, которые, вообще-то, друг с другом почти не разговаривают. Для них Рейно не просто священник; он для них друг, доверенное лицо. Как и старый Маджуби раньше для жителей Маро, как и я, возможно, во времена старой chocolaterie — по-своему, конечно. Но нам-то к кому обратиться, если и мы хотим исповедаться? Кто, например, выслушает мою исповедь?

Шоколад давно остыл. Я вылила его в кусты. Ночь показалась мне какой-то слишком холодной, и я встала, собираясь вернуться в дом. И вдруг заметила что-то на дереве Арманды. Этот персик мы, должно быть, случайно пропустили, когда на прошлой неделе собирали последние плоды; на ветке висел один-единственный, идеально созревший персик, который каким-то чудом ни капли не пострадал ни от ветра, ни от дождя.

Я сорвала его; запах сперва был слабый, но потом персик согрелся у меня в ладонях и стал пахнуть летом. Я разломила его и откусила кусочек. Персики в конце лета часто бывают совершенно безвкусными, водянистыми, но этот был удивительно хорош, все еще сладок и лишь чуть-чуть отдавал мускусом из-за проливных дождей.

Арманда была права: просто позор — позволять таким прекрасным фруктам пропадать зря. И я подумала, что хорошо бы посадить эту персиковую косточку на могиле Арманды, ей бы, наверное, понравилось. Могила находится у самой кладбищенской стены, и там полно места, а летом ребятишки стали бы туда пробираться тайком и красть персики — на радость Арманде. Я точно знаю, она была бы довольна. И я спрятала косточку в карман. На той стороне, в Маро, все продолжали прибывать суденышки речных цыган, и от цветных фонарей, горевших на корме, по воде тянулись яркие извилистые следы. Интересно, почему их так много? И почему они прибыли именно сегодня? И нет ли среди них Инес?

Нет, вряд ли. Однако…

Я хорошо знаю, что такое странствующая община. Если кто-нибудь и может разнюхать, куда делась Инес, так это речные крысы. И след Рейно, кстати, они тоже сразу почуют, где бы он ни был; да и Рейно достаточно лишь представить себе, что речные крысы вновь заполонили Ланскне-су-Танн, и он сам вылезет оттуда, где сейчас прячется. Он, может, и переменился, и теперь это совсем не тот Рейно, который восемь лет назад пытался испортить мой праздник шоколада, однако его недоверие к аутсайдерам осталось прежним. Как только он услышит о прибытии речных крыс, то сразу вернется домой. Все всегда под конец возвращаются домой.

Я посмотрела на часы. Ого, уже десятый час! Розетт пора спать. Я знала, куда они с Анук ушли, — наверняка бродят по дощатому настилу на берегу, надеясь встретить старых друзей. Я решила пойти их поискать, в конце концов, мне туда всего минут десять ходьбы. И спустилась в Маро, где огням, горевшим вдоль бульвара, вторили огни плавучих домов на реке.

В том доме, где живет семейство Аль-Джерба, ставни были полуоткрыты, и я, проходя мимо, увидела, что они ужинают — смеются, оживленно о чем-то беседуют, а на подоконнике спит кот. Так, подумала я, у этого кота по крайней мере три дома! Оставь кошку в доме, и единственное, чего ей будет надо, это снова выйти наружу. Оставь ее снаружи, и она будет мяукать, пока ее снова не впустят в дом. Люди, в общем, примерно такие же. Ну что ж, желание Майи исполнилось. Вот если б и всего остального на свете было так же просто достигнуть.

А вот в доме Маджуби ставни были плотно закрыты, и никаких признаков жизни снаружи не ощущалось. Надеюсь, Алиса и ее родные все-таки сумели найти общий язык. И тут я заметила в конце бульвара тень минарета, словно перечеркнувшую тот переулок, где вход в спортзал Саида, и в этой тени — силуэт женщины с большой картонной коробкой в руках. Выбрав местечко потемнее, я на мгновение замерла, и женщина меня не заметила. Она явно спешила и в то же время вела себя очень осторожно, словно явилась тайком. Затем она открыла дверь зала и вошла внутрь…

«Кто бы это мог быть? — удивилась я. — Ведь сейчас все заняты ужином. И с чего бы это женщина-мусульманка вдруг решилась войти в спортзал, где бывают исключительно мужчины?»

Спрятавшись в узком проходе, тянувшемся по другую сторону зала, я дождалась, когда женщина в черном появится вновь. Ждать пришлось не больше пяти минут. Вышла она уже без коробки, с головы до ног закутанная в покрывало, но, приглядевшись, я все же узнала в ней Захру Аль-Джерба. Я тут же вышла из своего темного закоулка и громко ее окликнула:

— Захра!

Ее выдали цвета ауры, как она ни пыталась скрыться под своим никабом. И я отчетливо почувствовала, что она охвачена сильнейшей тревогой. Впрочем, она достаточно спокойно сказала:

— А, это вы, Вианн. Я просто принесла кое-какие вещи старого Маджуби.

— В спортзал?

Она пожала плечами.

— Мне не хотелось им мешать. И потом…

— Вам не хотелось встречаться с Каримом.

Она вздрогнула.

— Почему вы так думаете?

Я улыбнулась.

— Да просто вспомнила, как ваша бабушка восхищалась его внешностью. И он ведь действительно очень хорош собой! Не так ли?

— Да, он очень красив, — согласилась она. — И очень опасен. Но не беспокойтесь. Меня он вряд ли сведет с ума.

Я была удивлена ее тоном. После признаний Алисы и после моей собственной встречи с Каримом у меня создалось о нем вполне определенное впечатление. Женщины и мужчины всех возрастов, буквально все — от Оми до Алисы — уверены, что Карим неверен своей жене, но обвиняют в этом, похоже, не его, а Инес. А вот Захра почти насмешливо относится к возможности того, что тоже падет жертвой его очарования. Странно.

— Извините, я должна идти, — сказала Захра, — а то остальные будут гадать, куда это я подевалась.

Она поспешила к дому, а я смотрела ей вслед и думала, что она довольно справедливо охарактеризовала Карима. Однако поведение Захры несколько меня озадачило. Зачем она принесла вещи старого Маджуби в спортзал, да еще так поздно вечером? И почему она с таким явным недоверием относится к Кариму, если все остальные его просто обожают?

Я подошла к дверям зала. Над ними, как всегда, сияла неоновая вывеска. Внутри стояла тишина. Я слегка толкнула дверь, и она оказалась открытой. Внутри стоял запах хлорки и болота: старые здания в Маро во время паводка моментально затопляет, а сейчас вода в Танн стоит очень высоко. Но помимо этого я не заметила ничего необычного; в темном зале в отблесках рекламы виднелись очертания беговых дорожек и «коней» для опорных прыжков.