Л. Бенсон полагает, что нельзя рассматривать политическую историю времен «джексоновской демократии» как борьбу между либералами и консерваторами, поскольку обе партии в основном опирались на состоятельные слои населения. Он вводит термины «позитивный либерализм» — по отношению к вигам и «негативный» — применительно к демократам[1160].

Сложность определения идейных позиций двух партий состоит в том, что в то время в Америке еще не было консервативной и либеральной идеологий в их чистом виде, в европейском смысле. Претендующая на доминирование идеология классического республиканизма[1161] подрывалась экономическими и политическими реалиями. Идущая ей на смену идеология либерализма разделялась обеими партиями, но не отражалась в чистом виде ни в программах, ни в политической практике ни одной из партий.

Некоторые историки выделяют такие политические инновации «джексоновской эпохи», как массовые митинги и демонстрации, использование рекламных приемов в избирательных кампаниях (особая символика, знамена, флажки, значки, девизы, слоганы и т. п.), предвыборные поездки и встречи, факельные шествия и т. п., но это представляется достаточно спорным, поскольку подобные формы были известны и ранее. Новым явлением была массовость политических мероприятий, а также высокая степень участия избирателей в голосовании. Правда, как отмечают американские исследователи, явка голосующих на избирательные участки часто обеспечивалась бесплатной выпивкой, а также усилиями комитетов бдительности, прямым нажимом и давлением местных властей[1162].

Довольно любопытно проходил сам процесс избрания кандидатов. Чтобы распространить свои бюллетени с именами кандидатов, партии печатали их в своих партийных газетах. Их надо было вырезать и приносить с собой в пункты голосования. Партии также нанимали коробейников, лоточников, просто праздношатающихся с тем, чтобы они всовывали нужные бюллетени в руки потенциальных избирателей. Партии также расставляли таких людей на бойких местах, чтобы они размахивали бюллетенями. Чтобы привлечь внимание избирателя, бюллетени печатали большими по размеру и даже на разноцветной бумаге. Голосование не было тайным. Партийные наблюдатели[1163] отслеживали, как голосовал тот или иной избиратель, что приводило к ситуации, когда становились возможными подкупы или запугивание. В 1851 г. в Массачусетсе даже приняли закон, по которому бюллетени надо было заклеивать в конверты, чтобы сделать голосование менее открытым, но этот закон просуществовал недолго[1164]. Эти бюллетени, по существу, оставались простыми бумажками, пока их не опускали в специальные избирательные урны. Для неграмотных избирателей на урнах наклеивали изображения кандидатов. Избирательные урны находились в ведении избирательных чиновников или «избирательных судей». Они назначались правящей партией и вели подсчет голосов, что всегда давало оппозиции возможность обвинять в мошенничестве с их подсчетом.

Гораздо существеннее были перемены в партийном строительстве, поскольку изменились роль и организация партий. Национальные партийные конвенты[1165] заменяют прежние партийные кокусы в Конгрессе. Конвенты проводились, как на общенациональном, так и на местном уровне для согласования инициатив, выдвижения кандидатов, выработки партийных платформ, отражавших позицию каждой партии. В каждом графстве создавались организации партийных добровольцев, которые занимались агитационной деятельностью, беседовали с каждым потенциальным избирателем, создавая первую коммуникационную систему: от человека к человеку. Вторая информационная система коммуникации — национальная сеть партийных газет[1166].

Самым важным достижением партийной пропаганды было преодоление того недоверия к политическим партиям, которое было свойственно американцам еще с колониальных времен и имело основания в английской просветительской мысли и политической традиции. О зловредности партийных раздоров неоднократно предупреждал Б. Франклин[1167]. Периодической печати приходилось разъяснять необходимость и полезность партий, в которых общественное мнение видело опасность раскола общества и разжигания взаимной вражды. В обстоятельной статье, опубликованной в «New England Magazine» в 1834 г., авторы ставили своей задачей убедить читающую публику, что партии являются «необходимым злом», поскольку, прежде всего, они вовлекают массы в политику. «Большинство людей не склонны размышлять, равнодушны к общественным интересам и начинаниям до тех пор, пока политические партии с помощью писателей и политиков не разъяснят им необходимость деятельного участия в политических делах…Партии необходимы, чтобы будить народ от летаргической индифферентности и помогать постоянно контролировать власть, склонную к коррупции и злоупотреблениям»[1168].

О чрезвычайно высокой политической активности избирателей свидетельствуют цифры: в первых президентских выборах участвовало 13 % электората, в 1828 г. — 56,6 %, в 1840 г. — 78 %. Не случайно период «джексоновской демократии» определяется как начало эры массовой политики[1169].