Еще в команде имелось два лаборанта, которые на работу приходили в джинсне, а уже в своей комнатке переодевались и до конца рабочего времени ходили в белых халатах. Лаборанты походили друг на друга, словно горошины с одного стручка, и даже смотрели на все одинаково — усмешливо и обезличенно, и разговаривали меж собой на молодежном жаргоне, который похож на феню, но не в пример непонятнее и хлеще. С таким же успехом эти молодые козлики могли по-китайски говорить. С Арканом у них установились ровные отношения, для этих самых лаборантов он был навроде пастуха в деревне — тупой, но нужный. Лаборанты эти и сигареты ему давали, и мелочишки иной раз отсыпали за разные мелкие услуги, но всерьез его не воспринимали. Аркан на них не обижался, чего на молодежь обижаться, у них свои заботы, а у него, Аркана, свои. Не пересекались их интересы ни в коей мере.

Время от времени лаборанты по очереди дежурили, когда у доктора автоклавы работали. Во время этих дежурств лаборанты держались попроще и даже снисходили до Аркана с разговорами. Но это от скуки. Расспрашивали они его про зону, про жизнь воровскую, об авторитетах, которых Аркану на зоне видел. В эти ночные часы лаборанты не выделывались и разговаривали очень даже понятно, а иной раз даже и подносили Аркану стопочку-другую. Иногда кто-нибудь на ночное дежурство приводил девку, и тогда Аркану приходилось дыбать, чтобы никто их с мохнаткой не застукал. За это лаборанты наливали щедро, а то и отстегивали чирик на поправление подорванного зоной здоровья. Одного лаборанта, который светлым был, звали Витьком, а темненького Лехой. Фамилий их Аркан не знал и узнать не стремился. На хрен ему были нужны фамилии этих сопляков, может, их еще и по отчеству называть надо?

Приставил Аркана к делу серьезный человек. Аркан его по зоне знал. Этот человек и в зоне не последним, а первым был. Хозяин, и тот с ним за руку здоровался. Разумеется, Аркан знал и фамилию этого человека и по имени-отчеству он его хорошо знал, но старался не вспоминать. Сказано — Михиль, пусть оно так и будет. Будет исполнено, Михиль! Все хорошо, камрад Михиль! Хайль, майн Михиль! Только так и никак иначе. Там он зону держал, здесь город держит. Дал Аркану кусок хлеба и угол, спасибо ему. А в заморочки чужие Аркан влазить не хотел, неблагодарное занятие это — в чужие дела лезть, можно без глазонек остаться или язычка лишиться. Сказано, чтоб пантерят этих кормил да по сторонам поглядывал, значит, будем кормить и поглядывать. А зачем Михилю это нужно, совсем уж не важно. Важно, что раз приказали, значит, обязательно спросят. А когда с тебя такой серьезный человек спрашивает, значит, нужно ему. Аркан это понимал. Поэтому бумажечки из урны после окончания рабочего дня аккуратно разбирал, распрямлял и в папочку складывал, тетрадочку тайную завел, в которой записывал, кто приходил, когда приходил и о чем в этот день вокруг говорилось. По этой тетрадочке и отчитывался перед Михилем. На присутствие в доме разных прошмандовок Михиль внимания не обращал, а вот когда к Витьку знакомый по институту приходил, Михиль этому Витьку настоящий допрос устроил и все про этого знакомого на бумажечку записал. Ну правильно, кто платит девочке, тот ее и танцует. А Михиль, судя по тому, как перед ним Федор Захарович гнулся и как с ним уважительно, хотя и начальнически, Илья Федорович разговаривал, в ихние заморочки немалую копеечку вложил.

Выглядел Михиль на редкость обычно, где-то даже по-мужицки. Но словесный портрет его Аркан и в прокуратуре бы лепить не стал. Кому нужно, и так узнает. Ростику его босс был небольшого, но на всех старался глядеть сверху вниз и оттого порой казался чем-то похожим на верблюда.

А вот помощника Михиля Аркан искренне ненавидел и с удовольствием дал бы ментам наколку на него. Второго такого козла еще поискать нужно, да не найдешь. Вонючка, а не человек! Сидел он одно время в той же зоне, что и Михиль, и за природные физические данные пахан его в свои шестерки произвел. Кликуху ему дали прямо-таки собачью — Буркан, и отличался этот Буркан чисто собачьей преданностью пахану и хмурым презрением ко всей остальной зоновской кодле. Пару раз Аркану от него тоже прилично доставалось, потому что для острастки этот Буркан бить не умел, только всерьез, чтобы после него в бараке трупы лежали. Был этот Буркан бывшим боксером, только связался с перевозкой анаболиков к Штаты и припух там. Только у американцев какие сроки! У них и тюрьма, говорят, на гостиницу похожа. Отсидел Буркан около года и вышел подчистую, даже BMW ему эти заокеанские законники вернули. А из Штатов поперли. Буркан полгодика в Москве покрутился и загремел за наркоту на пять лет. Оказался в Окшановской зоне, где и познакомится с Михилем, а после освобождения стал не то его правой рукой, не то собакой верной, «фас» скажи, загрызет и облизываться не станет. Про Буркана в зоне отзывались нехорошо, даже быки говорили, что ему человека пришить, что голубю на памятник нагадить. Полный отморозок. Аркан в это верил, сам его видел в деле, и сложилось у Аркана об этом отморозке одно мнение — зверь!

Иногда Буркан, по поручению хозяина, заглядывал в их домик. Вел он себя нехорошо и на всех смотрел так, словно перед ним потенциальные кандидаты в покойники. А вот Багира ему понравилась.

Буркан даже улыбаться стал около ее клетки. Присел привычно на корточки и полчаса ей в глаза смотрел, а когда Багира рычать стала, и совсем заулыбался, будто достойного соперника встретил. Или любимую, блин, женщину. После этого Буркан при посещениях всегда находил минутку, чтобы посидеть рядом с клеткой. Он даже разговаривал с Багирой, но видно было, что пантере он тоже не особенно нравился и при случае она его цапнула бы со спокойной душой, а то бы и захарчила, жаль только, случай подходящий не подворачивался.

Федор Захарович Ланской занимался своими экспериментами фанатично. Ходили слухи, что из института Биологической инженерии его с треском поперли за какие-то опыты, граничащие с надругательством над живой природой. Вроде он там вырастил овцу с человеческим лицом. Никто особо в это дело не верил, так, брешут люди. Но ведь и дыма без огня не бывает, верно? Тем более что и здесь, в этой кустарной лаборатории, последнее время начали выращивать кроликов с настоящими человеческими глазами. Даже оторопь брала — кролик как кролик, пушистый, траву жрет не хуже сенокосилки, а глаза серые, а то и голубые, и при этом внимательные и жалостливые. Потом кролика уносили в лабораторию. Что уж с ним там делали, Аркан не знал. А вот кроличьи головы с пустыми глазницами ему зарывать приходилось, и не раз. Вместе с лаборантом Лехой. Вывезут на машине и прикопают за городом. Лаборант о происходящем ничего не рассказывал и мнениями своими с Арканом не делился, но когда Аркан как-то посочувствовал кролам, мол, без вины пушистые страдают и мучения принимают, Леха усмехнулся и сказал, что глазки этих кролов подороже иных бриллиантов будут, потому что бриллианты только на грудь повесить можно или в уши воткнуть, а за эти глазки богатенькие буратино из слепых никаких бриллиантов не пожалеют, и капусту слюнявят не на тысячи, а на десятки тысяч. Это он баксы капустой называл, по-молодежному, значит.

Ладно, хрен с ними, с делишками тайными, а вот прибавление в семействе Багиры Аркан воспринял с искренней радостью. Скучно ему было вечерами дома, а тут сразу четыре любознательных и ласковых котенка, которые, впрочем, уже через две недели были вдвое больше любой кошки.