Он замолчал, уставился в стол невидящим взором. Побледнелине только щеки, смертельной белизной залило шею, лоб, скулы выступили резче, аглаза потемнели. Майданов смотрел на него с беспокойством, осторожно протянулбелую руку интеллигента и похлопал по мощной волосатой лапе главы болельщиков.

– Что? – спросил Лютовой. – Что, когда вышел?

– Шел мимо того проклятого бака!.. Слышу, шебуршится.Сперва подумал, чудится. А потом их мявканье!.. Черненький такой один такмявкал, и еще вроде бы голос подал еще один – полосатенький… Я их голоса сразузапомнил и… теперь даже помню.

Шершень покачал головой:

– Да-а-а… дела. Это человек может полежать под водойутопленником девять минут, потом – кранты, а кошка, наверное, больше… Ну, и чтодальше?

Бабурин сказал хриплым голосом:

– Я чуть не бросился расковыривать там, в баке. За этовремя сверху навалили целую гору, а они ж мявчат там в самом низу, задыхаются…Но мимо прет народ, я ж не могу, как бомж, в мусорном ящике рыться, чтоподумают? Тут же тете накапают про ее племянника… Словом, дотащился я домой, подороге – в аптеку. Там добрые бабы попались, только посмотрели на меня, сразу впузырек накапали всякой гадости, заставили выпить. Не отпустили. Так и сиделтам, как дурак, с полчаса, пока в груди та наковальня не рассосалась доразмеров кувалды. Дотащился домой сам, не хватало еще, чтобы старухи под рукивели!.. Дома полпузырька выпил, а потом таблетки под языком держал… Так неделюжил – на каплях, таблетках!.. И пил, пил – беспробудно. Потом как-то лет черезпять на одной медкомиссии хмырь в белом халате все выспрашивал, откуда у меняшрам на сердце. На инфарктик, дескать, похоже, но откуда инфаркт у такогоздоровенного жлоба? Нет, он не сказал про жлоба, но я после тех котят иногда порылам вижу, кто что думает, когда на меня смотрит.

Шершень сказал с наигранным испугом:

– Не надо, не надо, не видь!.. Наши рыла обманчивыя!

Майданов поглядывал на Бабурина с испугом и недоумением, а уАнны Павловны в глазах появились слезы, она всхлипнула, застеснялась, вытерлалицо и убежала с веранды.

– Вот уж не думал, – проговорил Майданов, –что у нашего Евгения такое чувствительное сердце…

– Да не чувствительное оно, – сердито возразилБабурин. – Человека я хоть щас удавлю с превеликим удовольствием!

Он вытянул на столе руки, больше похожие на лапы Кинг-Конга.Лютовой сказал с кривой усмешкой:

– Да, Конан с сердцем лани…

Что означало это замечание, мало кто понял, наступилонеловкое молчание, я сказал, только бы как-то нарушить, вернуть кинтеллигентному разговору о высоком, о литературе, об искусстве, словом, о чемможно чесать языки до бесконечности:

– Есть целый цикл романов, принимаемый в США на «ура»,о некой сволочи с мускулами по всему телу и длинным мечом в руке, что идет «завоевыватьсебе королевство». Обратите внимание, не создавать королевство, не основыватькоролевство, а именно завоевывать!.. То есть наткнуться на такое, где гуманныйкороль не рубит головы всем чужакам, слишком мягок, вот его и… И заоднопорубить его жену, детей, племянников и всю родню, чтобы никто не притязал натрон «по праву».

Майданов спросил с подозрением:

– Это вы о ком?

– И – все, – продолжил я, будто не слышавопроса. – Дальше – только властвовать. Горько, что этого дебила началипринимать и у нас. Как же, так сладко отождествлять свои стыдные тайные желанияс его действиями: не трудиться, сажая сад, не горбиться, поливая, спасая отгусениц и саранчи, а сразу явиться к урожаю, зарубить хозяина, войти в дом ивзять все то, что тот нажил многолетним трудом. И что у того в сараях,подвалах, кладовках.

– Это вы о ком? – переспросил Майданов уже сизумлением.

– Этот перс, – сказал я, – то бишь, персонаж,был бы немыслим еще сотню лет назад, когда все еще прививалась любовь кзнаниям, к трудолюбию, к строительству. Вообще, к творчеству, к развитию мозгови души, а не потаканию животным инстинктам убить соседа и отнять его богатства!Но, сперва не принимаемый даже у себя на родине, теперь варвар Конан шагает повсей планете. С мечом в руке, с крылатыми ракетами, со всем арсеналомсовременного варвара, не умеющего и не желающего мыслить, трудиться, плюющегона любое право… ибо какое у туземцев может быть право, когда в мире есть толькоправо сильного? У кого крылатых ракет больше, тот и прав. А если еще и авианосцыс ядерным оружием, то ваще…

Майданов откинулся на спинку стула, рассматривал меняпристально. Вообще-то я лил воду на его мельницу, интеллигенты ненавидятмускулы, а русские – ненавидят и боятся. Сами они хиляки, обычно еще и больныев придачу, потому любого мускулистого здоровяка рассматривают с враждебностью,как соперника, как угрозу одним своим видом. С другой стороны, я сделал выпад всторону обожаемой Юсы…

Губы его с трудом раздвинулись в улыбке, он сказалпримиряющим голосом:

– Бравлин, расскажите лучше о своем учении… Да, японимаю, что на сайте конкретнее, но мы ж соседи…

Он умолк, но все и так понятно, у соседей есть привилегии.Да и Лютовой с Бабуриным смотрят выжидающе, а Шершень перестал высматривать ос,что норовят присосаться к сладкому печенью, тоже поднял на меня взгляд.

Я вздохнул, сказал ровным голосом:

– Картина мира такова: в огромной Вселенной, полнойхаоса и небытия, Бог создал крохотнейший уголок, где упорядочил материю так,что она стабилизировалась, получила жесткую структуру. Далее создал ничтожныйпо масштабам Вселенной, но огромный для нас мир, где воссияло Солнце, гдепоявились планеты, а на планете по имени Земля – животный мир и… мы, человеки…Зачем мы, человеки? Затем, чтобы Бог мог поделиться с нами тяжестью этого мира.Чтобы мы подставили плечи, чтобы стали с ним вровень и тоже несли свет!.. А чтосейчас? Мы лежим на диванах и нежимся под защитой Бога, который охраняет нас отвраждебного космоса, от всех ужасов, что таит мир за пределами нашей уютнойкомнаты.

Тихо ступая, словно опоздавшая ученица, прошла АннаПавловна. В руках банка с вареньем, торопливо наложила всем добавки, так жетихонько исчезла.

Майданов сказал с интересом:

– А у меня такой вопрос… А на фиг, как вы говорите,Богу было создавать мир? Что, ему плохо было?.. Он же Бог!

Я кивнул:

– Хороший вопрос. При всех предыдущих формациях, будьэто рабовладельческий строй или продвинутый коммунизм, мы не доискивались,почему Бог создал Землю и все на ней шевелящееся. Создал и создал. Хотя емусамому и без Земли и человека на ней, действительно, не фигово. Но вот взял исоздал. Причины желания узнать невозможно: как говаривал первый любавичскийребе, «ло шоалим шаалот аль тайве» – не задают вопросов о причинах желания.

– И что, – спросил он с интересом, – теперь можетеответить?