Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правительство нормальное, — сказал Гелерт, разумно желая сменить тему. — Оно лучше, чем большинство из вас, греков, заслуживает.
— Издеваетесь, — сказал человек. — Вот как.
Он уселся, Аристид тоже сел, дружелюбно поглядел на Гелерта и обратился к дочери с просьбой принести выпить. Они начали спорить. Сперва добродушно, потом, что касается греков, все яростнее и яростнее. Гелерт, которого это забавляло, поддерживал Аристида. Вдруг зятем овладела неудержимая ярость. Сгорбившись, как кошка, он двинулся к Гелерту.
— Остроумничаешь? Я нож против друзей не вынимаю, но ты — дело другое!
Гелерт отступил в сторону и ударил молодого грека в подбородок. Нож вылетел и мелькнул в воздухе, оба бросились к нему. Гелерт, перепуганный теперь до ужаса таким поворотом событий, подобрал нож и ударил им противника в грудь. Аристид вскрикнул от ужаса, дочь его завопила, и они бросились на помощь раненому. Гелерт повернулся и вылетел в дверь, широкими скачками понесся по улице, наклонив голову, вытянувшись в беге всей тощей фигурой, походя на гончую более обычного.
— У вас кровь на рубашке, дитя мое, — сказала миссис Брэдли, когда он галопом влетел в дом.
Он резко остановился, коснулся кровавых потеков и засмеялся дрожащим голосом. Пот стекал по лицу, ладони взмокли.
— Спорили о политике, — сказал он. — С греками спорить о политике нельзя.
Миссис Брэдли задумчиво посмотрела ему вслед. На следующий раз, решила она, будет очень непросто разбить его сердце. И уж точно этого не сделать дочери табачника.
Дик и Миган забрались на Ареопаг и через расщелину Эвменид смотрели на храм Тесея. Слева голубые горы громоздились над бурыми, небо было почти безоблачно, а воздух, хотя и жаркий, был так прозрачен, что наполнял энергией, а не лишал ее. Дик, глубоко вздохнув, вдруг набрался смелости сказать:
— Вы… вы ведь не пойдете за меня замуж, Миган?
— Ну… пока нет, — ответила она.
Он кивнул, снял солнечные очки, проморгался, надел их снова и сказал:
— В любом случае это значит, что такая возможность есть.
— Я думаю, что так и будет, — сказала она. — Но я не хочу выходить замуж еще года три или четыре. У меня было мало времени понять, что я думаю о жизни, и…
— У вас на это было почти двадцать лет.
— Это да. Но я хочу еще кучу всего сделать до замужества, Рональд. Меня к тебе тянет, но мне кажется, эта тяга взывает только к моему материнскому инстинкту. Может быть, я действительно человек непостоянный, и мне было бы очень неловко обнаружить это после нашей свадьбы. Потому что в таком случае моя страсть, я думаю, не будет иметь к тебе никакого отношения. Я, вероятно, окажусь влюблена в другого, а это будет чертовская неразбериха.
— Но в таком случае ты просто меня оставишь, разве нет?
— Конечно, да. Продолжать было бы неправильно. А потом, видишь ли, если у нас к тому моменту будет ребенок или дети, я должна буду их забрать с собой, а другому мужчине это может не слишком понравиться.
— А я останусь один. В таком случае я бы сам захотел их себе оставить. Они бы только и напоминали мне о тебе, Миган.
— Ты милый, — сказала Миган и поцеловала его.
Она была на три дюйма выше, намного крупнее и тяжелее. Ей понравилось, что он сказал, и она поцеловала его снова. Потом оттолкнула его от себя, вытерла рот рукой.
— Ты очень хороший, — сказала она. — Я думаю, что мы будем вместе. Но ты, Рональд, если передумаешь, скажи обязательно.
— Нет, Миган, я не передумаю никогда. Я это точно знаю. Я тебя люблю.
— Ну, тогда хорошо.
Они спустились по склону, и когда снова вышли на улицу Гермеса по пути домой, Миган вопрос об их браке отложила подальше и делилась мнением о людях, которые с ними путешествовали.
— Но на самом деле ты же не была в него влюблена? — спросил Дик несколько робко, когда она разложила по полочкам то, что ей казалось грехами и добродетелями Армстронга.
— Глупенький! Но он отпускает кучу едких и обидных замечаний обо всех прочих, и это иногда забавно. Для большого мальчика — а он ведь взрослый, да? — он слишком злобный.
— Он полукро… он только наполовину англичанин, — заметил Дик.
— А я вообще не англичанка. А нет, как же! Мать англичанка. По крайней мере, я так думаю. Но что я и правда хотела бы знать, так это какую штуку Армстронг решил сыграть с отцом.
— С твоим отцом? Но ведь Армстронг на него работает.
— Да, я знаю. Но как ни грустно это говорить, у отца совсем шарики за ролики заехали. Нет, не то чтобы ему пора отправиться в дурдом или что-то такое, он не опасен и мыла не ест. Но все-таки он сумасшедший. Я думаю, тетя Адела должна его как-то полечить, но это, наверное, будет очень трудно, если он сам не понимает, что спятил. То есть эти психологи могут что-то сделать, только если человек хочет вылечиться, а отец не хочет, так как не понимает, что ему нужно лечение. Я бы намекнула матери, но она тогда сама сойдет с ума от тревоги, когда он поедет в Эфес.
Дик кивнул:
— Ты про Иакха, и про змей, и про золотую табличку, спрятанную так, чтобы Диш ее нашел, — сказал он. — Я бы сказал, что это всего лишь эксцентричность. Не вижу, как это можно понимать иначе. В смысле, если бы он действительно был со странностями, как ты говоришь, это бы как-то проявилось в тебе, или в Гелерте, или в Айворе, так ведь? Я не про то, что…
Миган хихикнула:
— Спасибо за этот великодушный сертификат умственного здоровья, — сказала она. — Но чтобы не обманывать тебя, миленький мой (на случай, если мы действительно когда-нибудь поженимся), я бы не стала так уверенно говорить про Гелерта. Он, когда хочет, может быть совершенно ненормальным. Вот это его… как бы мне назвать? Пристрастие к девушкам. Я знаю, что это его вовлечет в беду еще до того, как мы уедем из Афин. Сейчас у него есть какая-то дочка табачника или что-то в этом роде. Я думала, что с дочками табачников парни заканчивают водится еще в колледже, но, видимо, ошиблась, так как Гелерт не закончил.
— Он оказался таким подонком, что тебе о ней рассказал?
— Ну, не совсем так. Но он думал, что двадцать фунтов моих денег будет достаточно для выкупа его свободы, а я не хотела расставаться с двумя десятками кровных квидов, не зная, на что их потратят.
— Но это же безнравственно — занимать у сестры деньги на такое дело!
— Рональд, милый, не будь дураком! Мальчики всегда на такое дело занимают деньги у сестер, и сестры обычно даже не против. Видит бог, я самое покладистое существо на земле, но такие вещи на дух — верное выражение, да? — на дух не выношу.