– Жрать хочу, – Зверёныш гулко сглотнул и в приступе блаженства прикрыл глаза. – Я бы сейчас слона сожрал… Небольшого, но зато целиком.

– А я бы от куриной ножки не отказалась, – согласилась с ним я, едва ли не впервые заговорив с момента нашей первой остановки, и глаза приятеля радостно заблестели.

Не то чтобы я полностью простила парня, не простила, обида кислотой выжигала маленькие круглые дырочки где-то в районе сердца, и никаким нанороботам не под силу было справиться с ранением такого характера.

Я продолжала злиться на Зверёныша, частично понимая его мотивы. Жизнь наша поганая виновата во всём. С одной стороны, мальчишка не хотел потерять моё дружеское расположение и честно предоставил возможность уйти. С другой, боя лся подорвать доверие Севера, провалив операцию по моему возвращению в родную Фамилию. Всё было сложно, запутанно и неправильно. А самым неправильным было то, что я пыталась оправдать возникшую ситуацию и людей, к ней причастных, подстроить её под свои рамки, прекрасно зная, что жизнь такого не прощает. Она в каноны не вписывается, а если ты всё равно пытаешься её ломать под себя, то страшно мстит, накрывая разочарованием, водоворотом событий затягивая в пучину невероятного отчаяния, из которого тебя уже ничто не вырвет.

Я хмурилась, стараясь отогнать тяжёлые мысли и дурное предчувствие, сверлившее меня изнутри, но не очень-то это у меня и получалось. Когда же лес по сторонам тракта вдруг оборвался, открывая нам вид на небольшой поселок, с комфортом устроившийся на перекрёстке двух лесных дорог, я увидела кованые ворота, у которых дремал незнакомый паренёк в форме Детского корпуса, а над ним, на флагштоке, вытесанном из тонкого молодого дерева, грустно вздрагивало на лёгком ветру воробьиное знамя. Именно об него мой глаз и споткнулся.

– Ох! – выдохнула, почувствовав внезапную боль за грудиной, а Зверь, немедленно всполошившись, спросил:

– Ты чего?

И проследив за моим взглядом, недоумённо нахмурился, без пояснений угадав причину моей тревоги, потому что жёлтое знамя было приспущено на расстояние, равное его высоте. Вряд ли в Корпусе Самоубийц был хоть один человек, не знавший, что означает этот сигнал.

– Траур? – брови моего приятеля скрылись под рыжей чёлкой. – Какой, к чертям, траур? Что могло случиться за те несколько дней, что меня не было?

Он подпрыгнул, чтобы сорвать со свисавшей над дорогой еловой лапы липкую шишку и, размахнувшись, почти не прицеливаясь, запустил ею в нерадивого часового.

– Кто здесь? – хрипло прокричал тот, подскакивая на месте, как ужаленный, когда снаряд встретился с его лбом.

– Не спать на посту! – Зверёныш, бросив прямо посреди дороги велосипед, который ещё недавно так нежно называл своей девочкой, и подлетев к сонно моргавшему мальчишке, поинтересовался ласковым голосом:

– Что это значит?

– Пошёл ты! – часовой, которому на вид было не больше двенадцати лет, недовольно потёр шишку, появившуюся на его лбу. – Достал со своими проверками! Не докажешь, что я спал!

– Угу, – брезгливо сморщившись, Зверь сплюнул сквозь зубы, – ты не спал. Просто моргал очень медленно, я понял. Но мне не до этого сейчас. Вот это как понимать? – привлёк внимание провинившегося парня к приспущенному знамени. – Кто умер?

– Поплюй! – паренёк три раза сплюнул через левое плечо и зачем-то постучал себе по голове. – Жив он ещё. Хотя, наверное, уже ненадолго…

– Кто? – просипела я, проклиная свою интуицию и себя саму вместе с ней. Ну почему бы мне не предчувствовать что-нибудь хорошее?! Глядишь, тогда бы оно и случалось со мной всегда!

– Так Север вторые сутки в себя не приходит, – вздохнул. – Говорят, дикая хворь… А знамя… не знаю, закрепили хреново просто. Слушай, не знаешь, кто место Северова займёт, а? Наши говорят, у Соратника все шансы…

Я пошатнулась так, словно эти слова тяжёлым боулинговым шаром врезались в мои колени, и едва не упала, но Зверь ловко подхватил меня под локоть и потащил куда-то вглубь посёлка, остановился у одного из домиков, стукнул в дверь – исключительно для проформы – и, не дожидаясь ответа, вошёл.

Северов полулежал на разворошенном диване с какой-то книгой в руках и действительно выглядел не вполне здоровым. Бледный до синевы, с тёмными кругами под глазами, губы обветренные и потрескавшиеся, а влажные волосы прилипли ко лбу. Да, он был похож на больного человека. Но умирающий? Дикая хворь? С чего они взяли вообще?

– Ты? – Арсений явно удивился, узнав Зверя. – Это ты? – тяжело поднялся, пошатнулся, едва не упав, шагнул нам навстречу. – Выжил, значит, – пробормотал, блуждая злобным взглядом по лицу Зверя.

Я непроизвольно прижала ладонь к губам. Во всех учебниках пишут, что внезапное безумие – это неотъемлемый признак болезни, которую у нас принято называть дикой хворью, хотя к диким она не имеет вообще никакого отношения. Дикие ею даже не болеют, в отличие от коренных жителей Яхона, которые, заразившись однажды, закончат тем, что рано или поздно окончательно одичают, утратив человеческий облик. Если, конечно, не сгорят от высокой температуры. И если головные боли не сведут их с ума.

Чудовищная, безумная, страшная болезнь!

Сначала приступы безосновательной агрессии. Затем паранойя. Потеря памяти. В лучшем случае, смерть. В худшем – ещё одна стадия. Животная. Даже думать об этом не хочу.

Во время эпидемии, случившейся лет десять назад, была изобретена вакцина, которая не излечивала полностью, но позволяла жить почти нормальной жизнью. Само собой, если до конца этой самой жизни делать регулярные инъекции.

Почему никто не озаботился вопросом, где её взять? Почему так уверены в смерти Арсения, что уже начинают делить шкуру неубитого медведя? Скотство. Какое скотство вокруг. И я думала, что смогу убежать от такой жизни? Я надеялась, что здесь всё по-другому? Дура, какая же я наивная дура! По-другому бывает только в моём изнеженном воображении.

– Убью тебя! – не подозревая о моих внутренних терзаниях, прорычал Северов и, сжав кулаки, надвинулся на Зверя. Мальчишка не испугался, он шагнул в сторону, оттесняя меня плечом, и пробормотал:

– Вот только бы пообзываться…

– Самодур! Несобранный, неорганизованный…

– Это уже переходит все… – Зверёныш тряхнул головой, убирая чёлку с глаз, и Север воспользовался тем, что мальчишка отвлёкся, чтобы мазнуть кулаком по его челюсти. Именно мазнуть, потому что болезнь, очевидно, основательно подточила силы парня, но этого всё равно хватило, чтобы Зверь пошатнулся и почти потерял равновесие.

– Арсений! – испуганно вскрикнула я, когда Север занёс руку для второго удара, – Что ты делаешь?

Не задумываясь над тем, какие последствия могут быть у моих действий, я выскочила вперёд, отталкивая своего незадачливого защитника к дверям.

– Что с тобой?

И тогда он посмотрел на меня. Увидел. Слегка ошалевший, неуверенный, тоскующий, удивлённый и совсем-совсем не безумный. Вот какой он был. А ещё такой потерянный, что я невольно всхлипнула: