– Бодренько идем за мной, товарищи! – скомандовал человек в шинели и первым пошел через двор.

Артисты двинулись за ним. Мессинг шел и оглядывался по сторонам. Присмотревшись, он понял, что на развалинах работают не рабочие, а военнопленные. Небритые исхудавшие немцы в обгоревших рваных шинелях, русских телогрейках и вообще в каком-то немыслимом гражданском тряпье.

Мессинг замедлил шаги и подошел ближе к развалинам. Немцы разбирали кирпичные завалы. Целый кирпич грузили на носилки и относили в глубь двора, где складывали в штабеля. Мессинг смотрел, как они работают, и вдруг увидел…

Он даже вздрогнул… он увидел Генриха Канариса. Его трудно было узнать – похудевший, с черной густой щетиной, почти бородой, в солдатской немецкой кепке, натянутой на глаза, на шее грязный шерстяной шарф, и поверх свитера телогрейка, рваная во многих местах. На ногах – русские кирзачи.

…Словно молния осветила прошлое, и Мессинг увидел Канариса в черной эсэсовской форме, стоящего у автомобиля. Он улыбался и что-то говорил Мессингу.

А по варшавской улице бежали Цельмейстер и Лева Кобак, бежали тяжело, медленно. И вот прогремели выстрелы, и они попадали на булыжную мостовую… один за другим…

А Канарис продолжал что-то говорить Мессингу, жестом приглашая его сесть в машину.

…И тут же вспомнилось ему варшавское гестапо – Вольфа Григорьевича обыскивали двое эсэсовцев, а Канарис стоял у стола и снова что-то говорил и победоносно улыбался…

Мессинг подошел еще к работающим немцам поближе и громко позвал:

– Канарис! Генрих! Господин группенфюрер!

Канарис услышал и выронил кирпич, который держал в руках. Он отвернулся и хотел было уйти в глубь развалин, но Мессинг вновь громко заговорил, подойдя еще ближе:

– Куда же вы, господин группенфюрер? Я все эти годы мечтал встретиться с вами.

Канарис обернулся, с ненавистью посмотрел на Мессинга и закусил губу.

– Вы ведь группенфюрер? Я читал в Советском Союзе польские окупационные газеты и позавидовал вашему успешному продвижению по службе.

– Что вам от меня надо? – тихо спросил Канарис.

Они говорили по-немецки, и другие пленные стали оборачиваться на них. А русские солдаты конвоя, человек двенадцать стояли вокруг костра, закинув автоматы за спины, грелись у огня и не обращали на разговор внимания.

– Мне от вас? – удивился Мессинг. – Всегда было так, что вам от меня что-то требовалось… Помните, я спасал вас от долгов? Помните, вас за долги хотели даже убить? Скажите, а почему вы, высший офицер СС, среди простых военнопленных? Среди солдат? Опять выдаете себя не за того, кто вы есть? Мне жаль вас, Канарис, всю жизнь вы прожили мошенником… Думаете, вам опять сойдут с рук ваши кровавые дела?

– Вы меня выдадите? – выдавил из себя Канарис.

– Неужели вы в этом сомневаетесь? – улыбнулся Мессинг. – На вас кровь моих родных… кровь моих друзей… на вас кровь десятков тысяч людей…

– Дуррак… – процедил Канарис. – Ничтожный, еврейский дур-рак, возомнивший себя провидцем… Говоришь, на мне кровь десятков тысяч? А я сейчас жалею только об одном – что на мне нет твоей крови… Мне надо было прикончить тебя там… в океане… на борту теплохода… Будь ты проклят Мессинг. – Лицо Канариса передернулось.

Он повернули и пошел за груды битого щебня. Мессинг не стал его догонять. Оглядевшись, он направился к солдатам у костра, спросил:

– Скажите, а где начальник конвоя?

– Ну я начальник, – обернулся к нему молодой парень в полушубке с погонами старшего лейтенанта и пистолетной кобурой на ремне.

– Там, среди пленных, находится военный преступник, – сказал Мессинг. – Я его узнал. Это замначальника варшавского гестапо группенфюрер СС Генрих Канарис. Он повинен в массовых расстрелах евреев и польских сопротивленцев…

– Где, где? – встрепенулся старший лейтенант. – Пойдемте, покажете. Семенов, Галкин, за мной!

…Канарис увидел, что к нему направляется начальник конвоя и двое красноармейцев и следом за ними идет Мессинг.

Генрих подул на окоченевшие пальцы и присел за глыбой сплавившегося, обгоревшего кирпича. Он медленно сунул руку за пазуху, вытащил пистолет, с трудом передернул плохо слушавшимися пальцами затвор и приставил дуло к виску.

Когда старший лейтенант и Мессинг были в трех шагах от глыбы кирпича, в сумрачном воздухе сухо щелкнул выстрел…

Аида Михайловна лежала на диване в гостиной номера, закутавшись в серую шерстяную шаль, и читала книгу. Над головой светила лампочка торшера с золотистым матерчатым абажуром с мелкими кисточками. Вдруг она положила раскрытую книгу на грудь и чуть поморщилась от какой-то боли, медленно опустила руку на живот и закрыла глаза. Некоторое время лежала неподвижно, прислушиваясь к боли внутри себя.

Из прихожей донесся громкий стук. Аида Михайловна встала, сунула ноги в домашние тапочки и медленно пошла открывать.

На пороге стояла администратор в черном мужском костюме и белой шелковой блузке, строгая и неприступная:

– Здравствуйте, Аида Михайловна. Тут к вашему мужу.. Я им сказала, что Вольфа Григорьевича нет дома, а они… – Она оглянулась.

За ней стояли капитан Никита Суворов и медсестра Настасья. Легкое платье девушки обтягивало фигуру, и было видно, что она беременна. На ее лице играла спокойная, умиротворенная улыбка. Капитан Суворов немного кренился набок, но на ногах держался твердо, хотя и не без помощи костыля. Вместо одной ноги у него была деревянная култышка. В шинели без погон, в фуражке с красным околышем, черноволосый и черноглазый, он выглядел веселым и счастливым. Капитан стащил с головы фуражку, плечом грубовато отодвинул администратора и проговорил, волнуясь:

– Извиняюсь… а Вольфа Григорьевича нет?

– Он на концерте. Должен скоро быть. Он вам очень нужен? Можете подождать его. Проходите, пожалуйста. Я вас чаем угощу. – Аида Михайловна строго глянула на администраторшу, которая стояла рядом, жадно прислушиваясь. – Спасибо, Таисия Никодимовна, я вас больше не задерживаю.

Администраторша презрительно фыркнула и застучала каблучками по длинному, как кишка, коридору.

– Проходите… – вновь предложила Аида Михайловна.

– Да нет, спасибо… пойдем мы. Вы ему передайте, пожалуйста, заходили Суворов Никита и Настасья.

– А кто вы?

– Да он в госпитале выступал… зимой. Вы не помните? А мы… я то есть, лежал тогда, а Настя медсестрой там… Она и щас там работает. Так вы передайте… поженились мы и уже ребеночка ждем, – капитан Суворов улыбнулся жене, и Настасья улыбнулась в ответ. – Так что все идет, как Вольф Григорьевич сказал, по плану.. Спасибо ему передайте…

– Обязательно передам. Зря не хотите подождать – он был бы очень рад.

– Спасибо, в другой раз… – капитан опять улыбнулся, – с детьми уже зайдем…