– Я понимаю, – вздохнул Ольгин, поглаживая перебинтованную руку.

Ермолай не подвёл, поворчал, конечно, напомнив, что он инженер, а не коновал, но ворча, достал из шкафа алюминиевую банку с дурнопахнущей мазью подозрительного ядовито-зелёного цвета, натянул грубые резиновые перчатки – «Чтобы не обжечься и не воняло потом», – и щедро обмазал раненую руку Ольгина. В первый момент здоровяку показалось, что мазь содержала кислоту – так яростно она в него вцепилась, потом Ольгин десять минут орал, катаясь по полу гостиной, проклинал и ругался – всё это время Амон и Машина хладнокровно хлебали яблочный самогон, и лишь когда тёмный пришёл в себя, его перевязали и усадили в кресло.

Но при этом рука приобрела нормальный, здоровый цвет и перестала болеть. А на естественный вопрос, что за чудодейственное снадобье он применил, Ермолай отмахнулся: «Входила в стандартную аптечку „Нейтрино“», намекнув на своё прошлое, когда его учили по программам будущего.

– В общем, тебя нужно спрятать, – продолжил Кирилл. – А мы пока оглядимся и определим, насколько сильно ты влип.

– Я сильно влип.

– Как ты правильно сказал: никто не хочет откровенно вступаться за Сердцееда, – буркнул Амон. – Попробуем сыграть на этом.

– А если не получится?

– Если не получится – придумаем что-нибудь ещё.

– Спасибо, – тихо сказал Ольгин.

– Пока не за что.

Лифт отчего-то не ехал, но паузы в разговоре не возникло – гигант продолжил уточнять:

– Долго мне прятаться?

– Долго ты там не просидишь, – лаконично ответил Кирилл.

– Звучит не очень хорошо, – насторожился Ольгин.

– А в реальности получится ещё хуже, – пообещал Амон. – Тебе будет больно.

– Куда ты меня ведёшь?

Но ответить Кирилл не успел: лифт приехал, дверца открылась, и Ольгин изумлённо замер, уставившись на черноволосого парня в оливковой униформе.

– Вызывали?

– В первый раз я тоже удивился, – хмыкнул Кирилл, подталкивая тёмного в кабину.

– Доброй ночи, господин Амон, рад вас видеть.

– Доброй ночи, Аристотель.

– Обзавелись новым другом?

– Скорее, новой проблемой.

– Часто это равнозначные понятия.

Лифтёр закрыл дверь, и кабина плавно поехала вниз. – Он не нажал на кнопку этажа, – заметил Ольгин. – Невежливо говорить о присутствующем собеседнике в третьем лице, – заметил в ответ Аристотель.

– Правда? – притворно изумился здоровяк.

– Правда, – бесстрастно подтвердил Кирилл. – Невежливо.

Несколько секунд мужчины молчали, после чего Ольгин осторожно спросил:

– То есть ты знаешь, куда мы едем?

– Разумеется.

Короткий вопрос – короткий ответ, и на этом – всё. Ольгин рассчитывал, что Амон добавит подробностей, а когда понял, что этого не произойдёт, уточнил:

– То, куда мы едем, находится в нашей реальности? – Смотря что ты подразумеваешь под реальностью, – серьёзно ответил Кирилл. – Мы ведь в Отражении.

– Мы всегда в Отражении. Оно – часть Вселенной.

– Тогда почему ты беспокоишься о реальности?

– Не хочется покидать этот мир.

– Даже чтобы выжить?

Кабина остановилась.

– Всего хорошего, господин Амон, – произнёс лифтёр, открывая дверь.

– Увидимся, Аристотель.

– Не сомневаюсь.

Дверца закрылась и тут же исчезла, Ольгин вопросительно посмотрел на Кирилла, а тот пожал плечами:

– Обратно мы сами.

– В смысле?

– Другой дорогой.

– А «обратно» точно будет?

– Обязательно.

– Ты так и не сказал, куда мы направляемся.

– В Серебряный погреб, – коротко сообщил Амон.

– Он существует?! – изумился Ольгин. – Я думал, это миф.

А как ещё относиться к историям об убежище, стены которого сложены из непроницаемого для ведьм серебра? Об убежище, которое постоянно меняет местонахождение, а его хозяйка общается с миром исключительно по телефону.

– Погреб – единственное место, где ты можешь укрыться, – скупо поведал Амон.

Несколько секунд Ольгин молчал, только теперь осознав, что означало предупреждение Кирилла: «Будет очень больно», а затем глухо сказал:

– Я вытерплю.

– Придётся вытерпеть, – жёстко закончил Амон.

Они прошли по выложенному тёмным кирпичом коридору, свернули в боковое ответвление – здесь Кириллу пришлось включить фонарик, – прошли ещё с полсотни метров и оказались у тяжёлой деревянной двери, отворившейся с таким скрипом, словно путники подняли крышку древнего гроба. К удивлению Ольгина, за дверью он увидел не коридор или помещение, а винтовую лестницу, которая повела их ещё глубже.

– Хозяйка Погреба даёт стопроцентную гарантию безопасности и требует от новых клиентов рекомендации, – объяснил Кирилл, начиная спускаться по крутым ступеням. – Нам повезло, что Машина давно с ней дружит.

– Но теперь я знаю дорогу, – заметил Ольгин. – И могу о ней кому-нибудь рассказать.

– Ты знаешь сегодняшнюю дорогу, – уточнил Амон. – Более того – дорогу, проложенную специально для нас. Другие клиенты пойдут другим путём.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Минут через пять лестница закончилась, и путники оказались на небольшой площадке, тускло освещённой пыльной лампочкой, висящей на голом проводе перед очень красивой резной дверью светлого металла.

– Не прикасайся, – предупредил Амон.

– Хорошо, – кивнул Ольгин, замерев на последней ступеньке.

Дверь была сделана из серебра, и ему следовало держаться от неё подальше. Кирилл же спокойно надавил на ручку, заглянул внутрь и негромко позвал:

– Мария Фёдоровна.

– Явился? – послышался в ответ старческий голос.

– Куда же я денусь? – рассмеялся Амон. – Привет вам от Ермолая.

– Да поняла я, кто ты, поняла…

Из погреба донеслось подозрительное шуршание, то есть это Ольгин счёл его подозрительным, поскольку рядом с таким количеством серебра его чувства болезненно обострились, затем дверь распахнулась, и в проёме появилась высокая старуха в строгом чёрном платье старинного кроя с юбкой в пол. Длинные седые волосы хозяйки были заколоты серебряным гребнем, из ушей свисали серебряные серьги, на груди – устроилось тяжёлое ожерелье, на руках браслеты, на пальцах кольца – тоже серебряные.

Старуха недружелюбно оглядела гостей и осведомилась: