— По-другому купол не откроешь, — почти прошептал друг.

— А открыть его надо обязательно, — категорично заявил Кес.

Я посмотрела на яйцо. Оно было черным, почти круглым, не слишком-то интересным. От него не пахло жизнью. Вообще. Ни на капельку. Остальные всматривались в реликт не менее сосредоточенно…

Я сложила руки на груди:

— Ну, слушайте, ребят. Нехорошо как-то получается. Если даже забыть о том, что это яйцо, а не просто камень, то остается вопрос вселенского баланса. Как я понимаю, возвращение яйца-самочки может улучшить обстановку в мире. Драконы с ним станут сильнее. А значит — и хранители. Это же полезно для бытия. И для войны со Зверем, как мне кажется.

— Это как устроить потоп, чтобы потушить костер, — помог мне Полынь.

— Вот-вот! — воодушевилась я, кивая. — Ну и дракончика жалко. К тому же.

Куратор закивал мне в такт. Потом лицо его окаменело, и он вдруг поставил вопрос ребром:

— То есть между смертью яйца и смертью Лиссая ты выберешь все-таки смерть Лиссая?

Я выдохнула от неожиданности:

— Нет! Ты что, конечно, нет!

— Но у нас только две опции, как я понял? — вскинул брови Полынь.

Я замешкалась.

— Нет, не надо убивать принца! — вдруг горячо воспротивилась Кад. — Это же совсем не по-человечески!

— По-любому не надо, — согласился Мел.

— Да, лучше купол откроем… — тоскливо протянул Дахху и снова, печально, коснулся яйца, чуть не плача.

Полынь подозрительно заглянул в зеленые глаза лекаря:

— А зачем, господин Смеющийся, вы вообще предложили эту аферу с куполом, если вам так не хочется убивать дракона?

Лекарь отвел взгляд и пробормотал:

— Я просто знаю, что надо открыть купол. Считайте это интуицией. Внутренним голосом. Или пониманием, что человеческая стоит дороже, чем жизнь дракона, как бы больно мне ни было это признать…

— Тут вообще-то можно поспорить, — ни к кому не обращаясь, отметил Полынь и азартно начал грызть выуженный из-за уха карандаш, то и дело кидая на Дахху пристальные взгляды.

Все помолчали.

— В конце концов, можем проголосовать! — прогромыхал Мелисандр. — Только это бессмысленно. Нас все равно уже как минимум трое за то, чтобы открыть купол, верно?

Кадия и Дахху кивнули.

— Так что у нас перевес! — подытожил Мел.

«Какая скоростная у нас получилась демократия,» — подумала я. Но возразить мне было нечего. Не убивать же Лиса, честное слово.

Полынь перестал изображать из себя карандашную точилку:

— Ладно. Предположим, решение принято. И как же нам открыть этот купол?

Мел с воодушевлением потер руки:

— Нужно будет отправиться в маленькое путешествие! — заговорщецки улыбнулся он, — Придется проплыть до того места, где купол опускается в моря. До острова Шэрхенмисты и еще километров пять за него.

— А мы успеем до того, как Лиссай разморозится? — заволновалась Кадия. — Придурок говорил, осталось где-то двое суток, не больше!

— Успеем, — Полынь что-то быстренько посчитал, — Если возьмем скоростную шокку. У меня есть одна на примете. Сейчас договорюсь. Выезжаем сегодня же.

И он быстро вышел в коридор.

— Главное, принца не забыть с собой взять, — вслух отметила Кадия. Потом с треском почесала макушку, развалилась прямо на полу звездой и, кажется, начала сосредоточенно думать над тем, как ей отпроситься у Груби Драби Финна на несколько суток.

Я встала и отошла к фортепиано в углу комнаты.

Грустно потыкала ноту «ля» раз семь подряд. Мелисандр выяснил, где в моем доме «удобства» и тоже учапал.

Дахху возложил яйцо на очередную — прах его побери! — подушечку, водрузил ее перед камином («Любуйся, малыш…») и подошел ко мне. Волосы, торчащие из-под шапки, как-то грустно облепляли лицо Смеющегося. Будто пес виновато поджимает хвост.

Друг тихо сказал:

— Тинави, я вижу, что тебе это кажется не самым оптимальным решением, но купол обязательно надо открыть. Обязательно надо!

— Без проблем. Но почему ТЫ так за это ратуешь? — я подняла взгляд. В глубине зрачков Дахху скакали какие-то странные огоньки.

— Просто знаю, что надо, — стушевался друг, пряча глаза.

— Нет, не надо! — вдруг раздался яростный крик от окна.

Не успел кто-либо из нас сообразить, что происходит, как в гостиную впрыгнул Анте Давьер — прямо с улицы, через им же самим раскрытое прежде окно.

Маньяк метнулся напрямую к драконьему яйцу.

Кадия рыкнула, и, мгновенно подобравшись, бросилась ему наперерез. Из лежачей позы далеко не ускачешь, но стражница была верткой, как кошка. И много, много лет играла в тринап.

А потому довольно успешно пролетела разделяющее их с Давьером расстояние. Кад схватила Давьера за колени, будто помолиться решила, и они оба, как подрезанные, рухнули на пол.

Анте бесцеремонно пнул бывшую возлюбленную ногами, пытаясь стряхнуть с себя… Руки его, с растопыренными пальцами, потянулись к яйцу, мирно покоящемуся на подушечке.

— Не трожь! — взвыла я, и, оттолкнувшись от фортепиано с жуткой какофонией разорванных септаккордов, скакнула туда же.

Одновременно с этим дверь в гостиную распахнулась. На пороге появился удивленный Полынь с недописанной ташени («И на минуту без присмотра нельзя оставить!» — читалось в его глазах).

Мы с Ловчим, скакнувшие к маньяку с разных сторон, неловко столкнулись в воздухе. Кадия где-то внизу ругалась так страшно, что Груби Драм непременно снял бы шляпу, буде у него такая имелась. Дахху с отвисшей челюстью застыл у продолжавшего стонать фортепиано.

В общем, сценка была живенькая. И уже проигранная.

Потому что Анте Давьер уже успел сорвать яйцо с подушки — и одним метким броском зашвырнул его в камин…

Яйцо, осыпающееся золой, приземлилось в самом сердце веселого оранжевого пламени. И тотчас раскраснелось, пошло длинными зигзагами трещин.

Все вдруг замерли в своих дурацких позах, зачарованные зрелищем.

Яйцо затряслось, завибрировало. Мгновение спустя от него откололся маленький кусочек, сквозь который пролезла трехпалая лапка.

— Какой кошмар! Без яйца мы не сможем открыть купол! — возопил у меня за спиной Дахху. И прах его знает по этому ненатуральному воплю, горевал он или ликовал.

Остальные созерцали молча.

В тишине, нарушающей странным треском и клекотом раскалывающегося яйца, дверь в гостиную снова открылась.

Довольный, посвистывающий Мелисандр вразвалочку переступил порог и тотчас, ошарашенный, поперхнулся и закашлялся.