Во втором тайме я выбежал на поле вместе с командой. Стоял теплый день, и небо было бледно-голубое. Завидев меня, Коп взорвался приветственным ревом. Джордан Хендерсон подошел ко мне, мы обнялись и сказали друг другу пару воодушевляющих слов. Я был готов начинать. Пока мы ждали, я оглядел «Энфилд», место моих былых сражений, и последний раз размялся, выполняя развороты корпуса от бедра, одергивая шорты и с нетерпением ожидая, чтобы матч начался.

Мартин Аткинсон дал свисток к началу второго тайма. Коутиньо покатил мяч Старриджу. Тот развернулся и плавно отпасовал его на меня, в основание центрального круга. Мы с Алленом аккуратно и сдержанно разыграли «стеночку». Эррера переместился в моем направлении, настойчиво наступая мне на пятки, так что мне пришлось сдать назад, чтобы освободиться от него. Мы с Алленом вновь обменялись пасами. Мяч снова был у меня, я уже был захвачен игрой. Я огляделся, отправил длинную диагональную передачу, которая нашла Эмре Джана на правом фланге, в тридцати пяти метрах от меня. По «Энфилду» прокатились аплодисменты. Джан поймал мою передачу на грудь. «Юнайтед» продолжали усиленно прессинговать, и у Джана не оставалось вариантов, кроме как сместиться к центру и вновь сыграть на меня. Я сыграл мимо Эрреры на Аллена, который вернул мяч мне. Его ответная передача немного не дошла до меня, покатившись в направлении Маты.

Я был решительно настроен на то, чтобы не дать Мате завладеть мячом. Я упорно наступал, честно, но настойчиво отбирая мяч. Я опередил стремительно мчащегося Мату и завладел мячом. Толпа одобрительно взревела. Я тут же снова был задействован, потому что Сако опять сыграл на меня.

Ко мне спешил Эррера, чтобы перекрыть мне пространство. Для него я был слишком быстр. Едва только Эррера прилетел в скользящей попытке перехватить мяч, я выполнил простой пас. Он выставил правую ногу, и она соблазнительно маячила на траве «Энфилда». Я не мог сдержаться. Даже не дав себе времени подумать, я занес левую ногу и наступил на Эрреру. Я почувствовал, как шипы вонзаются в плоть прямо над лодыжкой. Уверен, ему было больно.

Эррера схватился за ногу, скорчившись на земле. Я поднял руку над головой, изобразив сердитый жест. Я пытался отвлечь от себя внимание, потому что уже раздался резкий свисток. У помощника арбитра был свободный обзор. Он поднял свой флажок через пару секунд после того, как я наступил на Эрреру. Должно быть, он уже нашептал арбитру, потому что Аткинсон быстрыми шагами приближался ко мне. Я понимал, что у меня неприятности. Но я же футболист, и потому защищался, указывая на себя и словно спрашивая: «Что? Я?»

«Да, ты», – говорила походка Аткинсона. Его походка мне не нравилась. Мне не нравилось выражение его лица. Феллайни и Руни были неподалеку. Уэйн взглянул на меня. Он понимал, что я попал. Во время матча с Португалией в турнире Кубка мира он был в таком же положении, как и я. Пока Аткинсон тянулся в верхний карман, Руни говорил с ним. Я понимал, что будет красная карточка, поэтому все еще был недоволен Эррерой. Я тоже мог бы поныть, потому что знал, что мне придется уйти. Я не был готов покорно уходить, с той яростью, постепенно переходящей в отчаяние. Мартин Шкртел бежал к нам, чтобы протестовать. Я оценил, что он попытался защитить меня, но с его бритой головой и татуировками Шкртел был вовсе не похож на сладкоречивого адвоката. У него не было ни единого шанса. А у меня, разумеется, не было ни единого шанса против Аткинсона. Арбитр был прав, но тем не менее, когда он указал на меня своим пальцем и показал, чтобы я отправлялся в туннель, мне стало плохо. Я злобно махнул на Аткинсона и вполголоса выругался. А затем, словно говоря: «ОК, знаю, знаю…», я развернулся и пошел к боковой. Я продолжал бормотать себе под нос и качать своей помутившейся головой.

«Что это ты натворил? – поинтересовался мой «бесенок». – Совсем дурак?»

У меня за спиной Эррера уже поднялся на ноги и спорил с Акинсоном из-за желтой карточки, которую получил за то, что до того подкатился под меня. Фанатам «Манчестер Юнайтед» было все равно. Они наслаждались моей неудачей. Мне понадобилось 38 секунд, чтобы меня удалили с матча против «Манчестер Юнайтед». 38 секунд, за которые я успел активно поучаствовать и в каждом действии, и в жестоком проявлении ярости. В конечном счете итог этим тридцати восьми секундам подвели злость и нечто вроде помешательства.

«Ливерпуль» вдесятером проиграл 2:1 после изумительного второго гола Маты, гола престижа от Старриджа и пенальти Руни, который Миньоле отразил. После матча я предстал перед камерами. По крайней мере, я был честен:

– Решение было правильным – я вынужден это признать. Сегодня я подвел своих товарищей и главного тренера. А самое главное – я подвел всех болельщиков. Так что всю ответственность за свои действия я беру на себя.

Меня попросили объяснить, почему я потерял контроль:

– Я не знаю. Наверно, просто реакция на первую попытку отбора мяча. Не думаю, что мне стоит что-то еще добавлять. Я лишь хочу извиниться перед всеми в раздевалке, всеми болельщиками и игроками, потому что ответственность за сегодняшний результат я тоже беру на себя.

Вернувшись в тот вечер домой, все еще пристыженный и смущенный, я поговорил с Алекс. Я рассказал ей, как я был зол с самого утра четверга и как я сейчас собой недоволен. Мне тридцать четыре. Так неужели же в этом возрасте, да еще будучи профессионалом, я не должен уметь контролировать себя во время футбольного матча?

Я хорошо скрывал свою злость: и от Брендана, и от товарищей по команде, и даже от Стива Питерса. Стив считал, что у меня все в порядке, пока я не сравнил себя со зверем в клетке. Алекс, разумеется, было известно, как я себя чувствую. Она живет со мной и знает меня. Она меня любит. Так что тем вечером, когда мы засиделись допоздна за разговорами, она сама призналась:

– А я же знала, что сегодня что-нибудь такое случится.

Я удивленно поглядел на нее.

– Просто потому, что наблюдала за тобой последние три дня, – сказала Алекс. – Ты был сам не свой. Ручаюсь, это тебя терзало.

Алекс изо всех сил старалась не вмешиваться в мои спортивные дела. Она не особенно следила за матчем и никогда не говорила мне, что я должен, а что не должен делать как футболист. Она просто верила, что я поступлю правильно, и чаще всего не возникало никаких проблем. Я старался вести себя справедливо и порядочно, но и у меня случались промахи. Я не мог сдержать эмоций и поддавался хандре и злости. За семнадцать лет, что я играл за «Ливерпуль», меня восемь раз удаляли с поля. Получается менее одного удаления за два сезона, или один раз за 88 игр. Это не самый худший показатель дисциплинарных наказаний на свете, но я также понимаю, как это далеко от того, что показывает, например, Гари Линекер, который за все те годы, что он играет за клуб и за сборную, не заработал ни единого предупреждения. Хотя он скорее нападающий, чем жестко действующий игрок.

Кажется немаловажным и то, что половину удалений я получил в матчах против двух клубов. Сами догадайтесь каких. «Манчестер Юнайтед» и «Эвертон» – по два против каждого из них. Когда эмоции у меня накалены до предела, а исход матча против злейших противников имеет огромное значения, я всегда ближе всего подхожу к точке кипения – и к красной карточке.