Птолемей Луккский порицает Иоанна XXI за то, что тот слишком легко допускал к себе всех, и это тоже находит параллель в «Тайной тайных», где много говорится о ядах и о том, что нельзя доверять только медику, но следует руководствоваться и советами астронома[900]. Все это тоже очень интересовало папский двор в XIII веке[901]. Должны ли мы удивляться? Филипп из Триполи, переводчик полной версии «Тайной тайных», которая начала распространяться на латинском Западе в 1230-х годах, это член курии, племянник вицеканцлера Гонория III и патриарха Антиохии в 1219–1225 годах[902]. Одарив Филиппа каноникатом в Триполи 17 мая 1227 года, Григорий IX припоминает, что тот вылечил его дядю патриарха Раньеро Антиохийского, некогда вице-канцлера Святой Римской церкви, о чем Раньеро сам рассказал Гонорию III[903].

Древнейшее четкое упоминание «Тайной тайных» мы найдем у папского легата Альберта Бехайма, в собрании писем 1241–1255 годов, многие из которых были написаны во время пребывания курии в Лионе (1245–1250)[904]. Вильгельм из Мёрбеке (†1285–1286), известный переводчик Аристотеля, испытал большое влияние этого текста в своих штудиях о свете и зрении, Альберт Великий посвятил ему специальный комментарий[905].

Трудно не заметить, что в конце своей долгой куриальной карьеры Витело в «Перспективе» описывает 29 типов красоты[906]. Его оптика полезна прежде всего благодаря своей эстетической составляющей, она подкрепила аристотелевско-томистскую теорию превосходства формы над цветом. Благодаря Фоме Аквинскому Витело удалось превзойти свой образец – Альхазена. Немаловажное совпадение: в Витербо Фома интересовался различными вопросами оптики[907]. В посвящении «Перспективы» Витело вспоминает исследования по философии света, которые его другу-доминиканцу, папскому исповеднику Вильгельму из Мёрбеке, пришлось забросить из-за куриальных забот. Мёрбеке перевел «Катоптрику» Герона, которой воспользовался в своей работе Витело[908].

Витело рассказывает также, что часто ходил к водопаду неподалеку от Витербо, чтобы изучать преломление световых лучей[909]. 7 февраля 1277 года он присутствовал при составлении завещания кардинала Симоне Пальтаньери из Монселиче: это единственное документальное свидетельство присутствия Витело в курии. Важно то, что благодаря ему мы можем утверждать, что два крупнейших оптика своего времени одновременно жили при папском дворе. «Перспектива» Витело и «Общая перспектива» Иоанна Пекхама дают фактически одинаковое описание разреза хрусталика (tunica или humor glacialis), считавшегося губительным для зрения. Витело и Пекхам в одинаковых выражениях вторят аргументации Альхазена, которая в таком модифицированном виде не встречается ни в одном западном сочинении по оптике XIII века, значит, один списал у другого. Иоанн Пекхам был вызван в курию осенью 1276 года, чтобы преподавать богословие в куриальном университете, Studium Curiae. Этот великий ученый, будущий архиепископ Кентербери, судя по всему, воспользовался пребыванием в курии (1276–1278), чтобы закончить «Малую перспективу»[910]. Десятью годами раньше другой великий английский ученый, знаменитый францисканец Роджер Бэкон, написал для Климента IV оптический трактат «О лучах»[911]. В течение десяти лет, в 1267–1277 годах, папский двор в Витербо был главным центром создания и распространения сочинений об оптике. Петр Испанский – хотя и нельзя быть уверенными, что речь о папе Иоанне XXI – написал один из важнейших средневековых сочинений по офтальмологии, «О глазе»[912].