— Черта с два! — донесся до него рев, и он тут же ощутил колющую боль в лодыжке.

Вместо намеченного полета через окно головой и ладонями он влетел в нижнюю часть горящей стены. Подползший человек схватил его за ногу одной рукой, а второй потянулся к его паху. Кольбейн в панике стал отбиваться, пытаясь высвободиться. Одновременно он пытался задействовать руки, чтобы оттолкнуться от пылающей стены. Потом каблуком попал во что-то мягкое. Схвативший его за ложыжки человек ослабил хватку. Кольбейн поднялся на ноги.

Перед ним стоял Элиас Бринк. Наклонившись вперед и широко расставив ноги, весь в крови, пыли и копоти, в левой руке он держал скальпель.

— Ты сгоришь здесь, — заорал он.

Кольбейн отпрыгнул назад.

— Помнишь завтраки? Каждый вечер, после того как ты запирал меня в камере, я копировал твои заметки. Каждое утро Хьелль выносил их отсюда, аккуратно сложив на подносе с завтраком. Все узнают, что ты такое, — прокричал Кольбейн.

Элиас съежился. Бросился вперед и прицелился скальпелем в Кольбейна. Тот отпрянул, и лезвие прорезало воздух всего в паре сантиметров от его груди.

— Ты убийца. Детоубийца. Твоя жизнь кончится или здесь, или на эшафоте, все равно. Но ты умрешь, Элиас. И твое имя будет навсегда опозорено.

Вдруг за спиной Элиаса раздался трескучий хлопок — взорвались несколько колб с жидкостью.

Кольбейн инстинктивно пригнулся и посмотрел на пол. Ему требовалось оружие, какой-нибудь предмет, чтобы удержать безумца на расстоянии. Вот оно. Он вдруг увидел то, что нужно. Сломанную трость Хьелля Клепсланна. Видимо, ее отбросило взрывом через всю комнату. В том месте, где она треснула, торчали острые, как шило, щепки. Кольбейн наклонился, схватил ее и почувствовал в руке прохладную рукоятку эбенового дерева.

Элиас выпрямился и совершил еще один выпад вслепую. Кольбейн сделал еще один длинный шаг назад. Трость была тяжелой, шероховатой и твердой. Жар от стены за его спиной был едва выносим. Пламя окутало Кольбейна неожиданно.

Рюкзак! После того как он полежал на спине в луже бензина в прихожей, горела не только стена за спиной. Горел он сам. Он не почувствовал боли. Только сильный жар. Кольбейн наклонил плечо к бедру, снял лямку, ухватил рюкзак снизу и другой рукой перевесил его на живот. Смоченные бензином горящие ошметки ткани колыхнулись вперед, и Элиас завопил от боли. Кольбейн ринулся вперед, прикрываясь рюкзаком, как горящим щитом. Он попал Элиасу по животу. Элиас упал назад, и Кольбейн навалился сверху. Бринк завыл, когда Кольбейн придвинул рюкзак к его лицу и ударил. Осколки трости упали на пол. Элиас схватил рюкзак и отбросил его.

Они лежали лицом к лицу. Вся левая часть лица Элиаса сгорела дочерна. Черная кожа под мочкой уха свернулась, как пергамент, но глаза оставались прежними. Жадными, горящими, полными ненависти. Вопрошающими.

— Эльза, — прошипел Кольбейн. — Мою дочь звали Эльзой. Как и ее мать.

Их взгляды встретились в последний раз.

Кольбейн поднял трость, воткнул и попал. Воткнул и попал. Снова и снова.

Стало темно и тихо. Наступил покой.

Вид висевшего на горном склоне тела Кольбейна Име Мунсена был ужасен. Расстояние что до вершины горы, что до канавы под ним было примерно одинаковым.

Нельзя сказать, что труп был совсем без одежды. На нем были пижамные штаны. Зацепившись ими за защищавшую от камнепада сетку, дряблое тело болталось вниз головой. Пижамные брюки натянулись на лодыжках, как при прыжке. Руки повисли, половые органы вывалились к пупку. Кафа, хотя и испытывала омерзение, не могла отвести взгляд от тощего пениса с обтянутой сморщенной крайней плотью головкой, похожей на лесной орех.

— Нам поступило сообщение от автомобилиста, — сказала стоявшая рядом с Кафой сотрудница полиции, показывая на машину на обочине. — Он рассказал, что мужчина, шатаясь, вышел из кустов. Потом бросился вниз и… да, повис.

Хотя Кафа никогда не видела старика живым, его тонкая кожа была в волдырях, на голове и груди — шрамы после пожара, изувеченное левое ухо и кривой нос, она узнала его. В сумерках, на обрыве у шоссе Моссевейен, откуда открывался вид на остров Ульвёйа и пляж Нурьстранн, висел тот старый герой войны. Кафа сделала снимок на телефон и отправила его Фредрику.

— Работа тут более-менее окончена. Осталось дождаться эвакуатор, — сказала сотрудница полиции.

— Вышел, шатаясь… — удивленно сказала Кафа. — Один?

Она кивнула.

— Так говорит свидетель. Но… все случилось слишком быстро, конечно. И он был за рулем, поэтому следил только за дорогой.

Отсюда до дома Кольбейна Мунсена в Ламбертсетере было чуть больше километра. Полицейские еще продолжали опрашивать соседей, но пока что никто из них не видел, как Мунсена вывозили из дома. Бёрре Дранге тоже никто не видел.

Кафа еще раз посмотрела на старика на склоне горы. Его глаза были закрыты, из головы текла тонкая струйка крови.

— Хорошо, — кратко сказала Кафа. — Позвоните мне, если найдется свидетель.

Сотрудница полиции остановила ее.

— Вам бы не помешало… взять выходной. Или, может …? — она многозначительно показала на опухшую губу, разбитые щеку и нос.

Кафа попыталась улыбнуться.

— Все не так ужасно, как выглядит, — прошепелявила она и вытерла слюну в уголке рта.

За фруктовым садом дом Кольбейна Име Мунсена у подножья склона в Ламбертсетере был едва различим в темноте. Единственным очевидным доказательством произошедшей здесь схватки, в которой Кафа и Фредрик чуть не лишились жизни, было желтое ленточное ограждение на замке. В прихожей у Кафы появилось такое чувство, будто она находится в доме, который больше ничей. Бездушный. Как и его владелец, висящий над Мусвейен. И где был Кольбейн Име Мунсен в сутки перед исчезновением? Перед тем как приехать сюда, Кафа остановилась на вершине склона. За дорожным ограждением росли редкие деревья и кустарники. Между дорогой и обрывом шли два железнодорожных пути. Как, черт побери, Дранге удалось затащить столетнего старика в эти кущи? Кафа осторожно прошла в маленький домик. Последствия вчерашнего погрома остались нетронуты. На полу в кабинете валялись запачканные кровью книги и журналы. Кровавый след тянулся из кабинета в гостиную. След Фредрика.

Кафа осторожно легла у книжной полки и заглянула в пустой сейф. На пыльном дне остался круглый след — очевидно, от небольшой бутылки или резервуара размером с медицинский флакон. Вдоль правой стены пыли не было. Видимо, здесь что-то лежало. Может быть, книга? Пачка денег или старых писем?

Взявшись за ручку, Кафа аккуратно прикрыла дверцу сейфа. Сейф оказался старого образца, с колесом шифра посередине. Он был вмонтирован прямо в стену, и на нем не осталось никаких следов взлома.

Когда Кафа шла через гостиную, у нее под ногами хрустело стекло. На полу в спальне лежали остатки скотча, который сорвал с нее Фредрик. Она вспомнила звук падения Стаффана Хейхе. Как будто отламываешь бедрышки хорошо прожаренной курицы. Зазвонил телефон. Это был Фредрик.