– Как мне хорошо с тобой, детка. Я так тебя люблю!

Мне больше не больно, только немного неудобно и чуть неприятно, когда он входит в меня. Тяну его за волосы, целую в шею.

– Я люблю тебя, Хардин, – успеваю сказать я.

Он стонет и шевелит распухшими губами.

– Детка, я собираюсь кончить. Да? – говорит он сквозь стиснутые губы.

Я киваю, не отрываясь от его шеи. Хардин не отрываясь смотрит на меня, когда кончает; это похоже на клятву в вечной любви и верности. Наконец, он падает мне на грудь. Я слышу тяжелый стук его сердца, целуя мокрые волосы. Его грудь вздымается, замирая, и он, поднявшись, выходит из меня. Я вздрагиваю от внезапной пустоты; он снимает презерватив, завязывает его и кладет на пол поверх упаковки из фольги.

– С тобой все хорошо? Как это было? Как ты? – Он внимательно смотрит на меня и кажется очень обеспокоенным.

– Все хорошо, – уверяю я.

Свожу ноги, чтобы притупить боль. Я вижу кровь на простыне, но мне не хочется двигаться.

Он вытирает пот со лба.

– Было ли это… то, что ты ожидала?

– Это было лучше, – честно отвечаю я.

Даже несмотря на боль, опыт был замечательный. Я уже мечтаю о следующем разе.

– Правда? – усмехается он.

Я киваю, и он прижимается ко мне лбом.

– А как тебе? Когда у меня будет больше… опыта, будет лучше.

Он перестает улыбаться, берет меня за подбородок и поворачивает к себе.

– Не говори так. Это было классно, детка. Это больше, чем великолепно, просто… круто, – говорит он, и я закатываю глаза.

Я уверена, что у него были гораздо более опытные девушки, которые хорошо знают, что и когда делать.

Отвечая на мои мысли, он отвечает:

– Я их не любил. Это совершенно по-другому, когда ты любишь человека. Правда, Тесса. Это несравнимо. Пожалуйста, не сомневайся в себе и не принижай наш сегодняшний опыт, – мягко говорит он.

Я чувствую его искренность и целую его в нос.

Он улыбается и обнимает меня за талию, прижимая к своей груди. Он так хорошо пахнет! Даже вспотевший Хардин пахнет лучше всего на свете.

– Это больно?

Он проводит рукой по волосам и накручивает локон на палец.

– Немного, – смеюсь я. – Боюсь вставать.

Он сжимает меня крепче, целуя в плечо.

– Раньше я ни разу не занимался сексом с девственницей, – тихо произносит он.

Я смотрю в его глаза, и в них нет ни капли иронии.

– О…

В голове крутятся сотни вопросов о его первом разе. Когда, где, кто, как. Но я ограничиваюсь мыслью, что он не любил ее. Он никого никогда не любил, кроме меня. Меня не волнуют его прошлые женщины. Они в прошлом. Меня интересует только этот прекрасный несовершенный человек, который влюбился первый раз в жизни.

Час спустя Хардин спрашивает меня:

– Ты готова встать?

– Я знаю, что надо это сделать, но не хочу, – отвечаю я, прижимаясь щекой к его груди.

– Не хочу тебя торопить, но мне реально надо поссать, – говорит он.

Я смеясь, слезаю с кровати.

– Ой, – вырывается у меня.

– Все хорошо? – спрашивает он в тысячный раз.

Он протягивает руку, чтобы поддержать меня.

– Да, просто болит.

Смотрю на простыню, и меня передергивает. Он тоже смотрит на нее.

– Давай, я ее выброшу. – Он стягивает простыню с кровати.

– Не здесь. Стеф увидит.

– Ладно. Тогда куда?

Он покачивается на пятках, наверное, успокаивая мочевой пузырь.

– Не знаю… Ты можешь выбросить в мусорный бак, когда будешь уезжать?

– Кто сказал, что я уеду? Вот, значит, как: переспала со мной и гонишь?

В его глазах загораются веселые огоньки. Он поднимает с пола трусы и джинсы и одевается. Я хватаю его футболку и швыряю ему.

Я бью его по попе.

– Просто пописай и захвати простыню.

Не знаю, почему я так беспокоюсь из-за нее, но мне не хочется, чтобы Стеф выпытывала у меня, как я лишилась девственности.

– Ну конечно. Я не хочу выглядеть, как убийца, прячущий в машину окровавленные тряпки.

Хмуро гляжу на него, и он выходит за дверь, комкая простыню.

– Я тебя люблю, – говорит он, выходя.

Теперь у меня есть немного времени, чтобы привести себя в порядок.

Я удивлена, как странно умиротворенно себя чувствую. При воспоминании о Хардине, входящем в меня, в животе что-то сжимается. Теперь я понимаю, почему люди уделяют сексу так много внимания. Я знаю, что, если бы мой первый раз был не с Хардином, он не был бы таким приятным. Я с изумлением разглядываю себя в зеркало. Щеки горят, губы распухли. Похлопываю себя по щекам и машу руками; что-то во мне изменилось. Неуловимо, не могу сказать что, но мне это нравится. Задерживаюсь взглядом на маленьких красных следах на груди. Даже не помню, когда они появились. Мысленно я возвращаюсь к тому, как мы занимались любовью, как жаркий и влажный рот касался моей кожи… Воспоминания внезапно прерываются скрипом двери. Я подпрыгиваю от неожиданности.

– Любуешься собой? – ухмыляется Хардин, закрывая дверь.

– Нет… я…

Не знаю, что сказать, потому что стою перед зеркалом, совершенно голая, и фантазирую о его поцелуях.

– Это хорошо, детка. Если бы я был в твоем теле, я бы тоже себя разглядывал.

– Думаю, мне надо принять душ, – говорю я, пытаясь прикрыться руками.

Не хочу смывать его запах, но все остальное смыть нужно.

– Мне тоже, – говорит он. Я приподнимаю брови, и он шутливо поднимает руки. – Не вместе, знаю. Но… если бы мы жили вместе, мы могли бы…

В нем тоже что-то изменилось, я вижу. Улыбка стала нежнее, глаза ярче. Не думаю, что кто-то еще это заметит, но я знаю его лучше, чем кто-либо, несмотря на все его тайны, в которые я все равно проникну.

– Что? – Он наклоняет голову набок.

– Ничего, просто я тебя люблю.

Он слегка краснеет и улыбается, передразнивая меня.

Мы без ума друг от друга. Мне это нравится. Когда я собираюсь взять одежду, он встает передо мной.

– Ты, по крайней мере, подумаешь о том, чтобы переехать ко мне? – спрашивает он.

– Ты уже спрашивал вчера. Я могу принимать только одно важное решение за раз, – смеюсь я.

Он потирает виски.

– Просто в ближайшее время я хочу оформить документы. Я хочу уехать из этого проклятого дома братства.