Внизу Агенобарб обращался к консулам.

— От имени сената и народа римского: я прошу консуловРима Марка Пупия, сына Марка, Пизона Фруги Кальпурниана и Марка Валерия, сынаМарка, Мессалу Нигера подготовить закон о назначении чрезвычайного трибуналанад совершившим святотатство Публием Клодием Пульхром.

— Да будет так, — наклонил голову принцепссената, — пусть говорят консулы.

Встал Мессала Нигер и коротко, очень четко, почтипо-военному выдал свое заключение:

— Коллегия понтификов признала Публия Клодия Пульхравиновным в святотатстве. Мы, консулы Рима, предлагаем передать дело в суд, длячего городскому претору Лентулу Спинтеру поручается назначить судей дляобеспечения процесса. Пусть торжествует юстиция.

— Клодия, безусловно, осудят, — прошептал МарцеллПомпею, — там будут не слишком беспристрастные судьи.

— Согласны ли с этим мнением народные трибуны? —спросил в заключение Ваттий Иссаварик.

— Нет, — громко закричал, вскакивая со своегоместа, молодой народный трибун Квинт Фуфий Кален.

— Мы слушаем тебя, — строго произнес,нахмурившись, Ваттий Иссаварик.

— Насилие может также маскироваться под право, —начал народный трибун известной латинской пословицей, — но мы, римляне, несмеем заменять насилие правом. Еще не так давно в этих стенах мы уже совершилиакт незаконный и бесчестный, казнив пятерых римских граждан без суда, вопрекинашим законам. Теперь мы хотим осудить человека за его святотатство, даже невыслушав его. Какими будут судьи, назначенные претором Публием КорнелиемЛентулом Спинтером, я могу себе представить. Во имя богов, великих и всеблагих,разве это справедливо? Миру более всего противны насилие и нарушениеправа, — привел он еще одну латинскую поговорку.

Фуфий Кален был неудачливым соперником Цицерона по судебнымристалищам и любил щеголять латинскими пословицами.

— Неужели мы вновь допустим такое нарушение, —почти искренне возмущался народный трибун, — неужели снова осудимчеловека, не выслушав его, не дав ему возможность защитить себя, назначаяугодных нам и заранее пристрастных судей?

— Это все проделки Цезаря, — гневно прошепталЦицерон Катулу, — он все просчитал, этот Юлий.

— Что ты предлагаешь? — спросил принцепс сената.

— По обычаям предков и законам Рима передать дело внародное собрание. Пусть римляне сами решают судьбу Клодия. Если народноесобрание примет предложение консулов, пусть претор назначает судей. Если непримет, значит, судей будут выбирать по жребию — это один из самых древнихобычаев и законов Рима. Я прошу Гнея Помпея, прославленного полководца идостойного римлянина, поддержать это справедливое решение, выступив за народРима.

Галерка разразилась приветствиями в адрес Помпея и ФуфияКалена.

— Какой негодяй! — возмутился Катул. — Причем тут Помпей?

— Это Цезарь, — снова тихо сказал Цицерон, —только его гений мог придумать такой ход.

Ваттий Иссаварик немного растерялся. Нельзя было выступатьпротив предложения народного трибуна. Он поставил вопрос на голосование.Сенаторы, не желавшие прослыть врагами Помпея и нарушителями прав римскогонарода, один за другим голосовали за предложения Фуфия Калена.

— Я сам выступлю на суде, — гневно сказал Катул.

— Я тоже, — отозвался Агенобарб, услышавшийвосклицание Катула.

Цицерон кивнул в знак согласия.

Уже выходя из сената, Катон столкнулся с Бибулом.

— Ты видел этот спектакль? — зло спросил Бибул.

Катон впервые подумал, как все-таки ничтожен Бибул всравнении с Цезарем.

Вы посмотрите, с каким мне

и ныне готовят коварством

Козни, как, густо таясь,

голове угрожают единой.

Публий Овидий Назон

Народное собрание, состоявшееся через несколько дней,поддержало требование трибуна Фуфия Калена, и, к ужасу оптиматов, судей решенобыло выбирать по жребию. Такой куда более демократический закон не позволялоптиматам назначить своих судей, и в результате в составе коллегии судей изпятидесяти шести человек лишь около двадцати были явными оптиматами. Полторадесятка судей были явными популярами. Остальные выбранные по жребию римскиеграждане представляли довольно неустойчивое большинство.

Возглавлять обвинение на суде взялся Агенобарб. Лукулл иЦицерон дали согласие выступить на процессе свидетелями. Подготовка к процессузаняла три месяца. Вынужденный из-за непредвиденной задержки проводить время вРиме, Цезарь проявлял максимум изобретательности, скрываясь от многочисленныхкредиторов.

Оптиматы с удовольствием натравливали ростовщиков на Цезаря,дабы тот не смог покинуть пределы Рима. Долг Юлия к тому времени превысилчетыре тысячи талантов, или двадцать пять миллионов сестерциев. Но в труднойситуации Цезарь всегда находил оригинальный выход. Ему удалось найтиединственного поручителя — Марка Лициния Красса, согласившегося поручиться заЦезаря на восемьсот тридцать талантов. Такого крупного поручительства не было вистории Рима ни до, ни после Цезаря.

Кредиторы были частично удовлетворены, к большомунеудовольствию сенатской партии. Но оставалась проблема Клодия.

Всю зиму римляне ожесточенно спорили по поводу будущегосудебного процесса. Большая часть плебса и люмпенов, соглашаясь снедозволенностью поступка Клодия, оправдывала его, видя в этом дерзкомсвятотатстве своеобразный вызов партии оптиматов. Страсти накалялись до такойстепени, что городские преторы и эдилы вынуждены были несколько раз прибегать кпомощи вооруженных легионеров для наведения порядка в городе.

В Риме в эти дни все труднее становилось поддерживатьпорядок, ибо люмпены все более привыкали решать все вопросы на народныхсобраниях, выливающихся в неуправляемые сборища городского плебса.

Находясь под таким силовым прессингом, судьи заранеесклонялись к компромиссу, не решаясь выносить определенного решения. ПопулярыГай Азиний Поллин, Тит Сабин, Авл Гирций, Сервилий Гальба появлялись повсюду,сея семена ненависти к оптиматам, к сенатской партии вообще.

Среди молодых популяров особенно выделялись три братаАнтония, племянники консула Гая Антония Гибриды. Старшему, Марку, в описываемыйнами период исполнилось двадцать два года. Среднему, Гаю, было двадцать лет имладшему, Луцию, восемнадцать. И если первый городской претор Корнелий ЛентулСпинтер еще пытался наводить порядок, то второй — Гай Глабрион, пожилой ветерансулланской армии, вообще не любил вмешиваться. Его эдилом был Гай Октавий, мужплемянницы Цезаря Атии и отец Октавиана. Одним из трибунов при эдиле был ГайГаллий, отец совсем еще маленьких Квинта и Марка Галлия. Дети часто играливместе, не подозревая, что спустя много лет ставший императором Октавиан Августзаподозрит своего товарища по детским играм претора Квинта Галлия в измене. Ихотя подтверждения своим словам Октавиан так и не найдет, позднее он личнобудет пытать Квинта и выколет ему глаза, после чего прикажет умертвить Галлия.