Впрочем, на Машу, встретившую его уже в цивилизованной одежде, прибывший тоже не взглянул. Зашел, опустился на диван, разом опустив голову, плечи и безвольные руки, и уставился в пол, не произнеся ни слова.

— Что с тобой? — придушенно спросила Маша.

Мир медленно пошевелился, исподлобья взглянул на Чуб. Без прошлого презрения, бесцветно и бесчувственно, так, словно этот взгляд был лишь рудиментом его прошлой жизни — исчезнувшей без следа.

Но та все равно взъелась:

— Не хочешь при мне говорить, могу и уйти!

— Нет, — качнул он повисшей рукой. — Не важно.

— А что важно? — поинтересовалась Чуб, помолчав и так и не дождавшись последующего продолжения.

— Мы узнали номер Митиного отца.

— Телефонный?

— Маши́ны. Он приезжал его проведывать. А номер запоминающийся.

— И можно узнать, чья эта машина? — оживилась Землепотрясная.

Рыжая Пуфик, с пришествием гостя лишившаяся Дашиных колен, но оставшаяся в комнате, дабы их караулить, просительно потянулась к ним передними лапами. Но хозяйка невежливо отстранилась.

— Можно, но не нужно. — Мир снова смотрел в пол с видом человека, погрузившегося в самого себя и утонувшего там. — Эта машина у вас под домом. Я на ней приехал…

— Это твоя машина? — неуверенно нахмурилась Даша.

— Это машина моего отца. Митя — мой брат. Дмитрий Красавицкий.

— Вот тебе и К. Д.! — потрясенно ахнула Чуб. — Сочувствую! Честно! — внезапно прониклась она человеческими чувствами к нему: теперь, когда его присутствие больше не грозило Маше разочарованием, а ей ужасным разоблачением в колдовстве, Даше стало искренне жалко красавца. — Внебрачный? И отец ничего не говорил, да? Боже, ужас какой — узнать о себе такое! Представить только, я сейчас выясняю, что у меня есть сумасшедшая сестра…

— Выходит, — ужаснулась одновременно с ней Маша, — для того, чтобы оправдаться, тебе нужно обвинить родного брата?! А что же твой отец? Он такого не выдержит!

— Я никого не собираюсь обвинять, — еле слышно сказал Мир. — Я пойду в милицию. Я скажу, что это я.

— Дурак, — кинулась защищать его от него самого Даша. — Твоему брату ничего не будет! Он же сумасшедший! Переведут на более жесткий режим. И правильно сделают! Если бы не этот ваш влюбленный врач, позволявший ему все на свете… Пустил маньяка в огород!

— Он и принял нас потому, что думал: это пришел твой отец! То-то он испугался, увидев тебя. Он же знал, что ты не знаешь про брата, — затормозила на предыдущей теме Ковалева.

— Нужно немедленно сообщить следователю! — решительно резюмировала Чуб. — Пока он никого еще не убил. Клад-то, как выяснилось, до сих пор там.

— Клад. — Мир печально вздохнул, словно бы говоря «это пустое», но сказал непонятно: — Будь проклята эта любовь! Чтобы любить, нужно быть сильным — слабый на любовь не способен! А я — сильный. По крайней мере я сильный…

— О чем это ты? — насторожилась Даша, уже догадываясь, в чем таится проклятый подвох.

— Если я скажу, что это Митя, Маша мне не простит, — оправдал он ее худшие подозрения. — Он же понравился ей. Я видел. Она его защищала…

Даша резко схватила Машу за руку и взглянула на ее часы. 17.40. Присуха приняла фатальные формы!

— А может, это действительно не он? — немедленно оправдала худшие подозрения Мира Маша. — Может, это сам «дядя Киря»! Если он предан больному, — спешно залепетала она, — то представляете, как предан ему Митя. Добрый врач у него — весь свет в окошке! Что тот скажет, то он и сделает. А вскроется — Снуровский умоет руки и скажет: что вы хотите, он же сумасшедший. Он использовал его вслепую. Подослал к Рите… Или нет. Он сам убил Риту и Николая Петровича! Зная, в случае провала он просто свалит все на пациента!

— Ты же говоришь, он его жутко любит! — негодующе возразила Чуб.

— Ну и что? Что Мите грозит? — разгорячилась Маша Ковалева в порыве чувств к васильковоглазому Василькову, родившая на-гора вполне стройную версию. — Весь его «жесткий режим» будет под мягким контролем того же дяди! Он специально напичкал его информацией. А раз пичкал, значит, знал: и про клад, и про гетмана. Он интересуется историей! Он сам — сумасшедший! Психиатры часто сходят с ума. Сумасшествие заразно — это научно доказанный факт! А Снуровский — фанат сумасшествия! Он считает, что сумасшедшие — избранные! Что они видят и чувствуют то, что не постигают нормальные люди.

— Он не К. Д.! — осадила ее взглядом Чуб.

— Ты что, и впрямь думаешь, что письма писал нам Митя? — презрительно поинтересовалась Маша. — У него есть красная ветровка? — требовательно спросила она у Мира.

— Нет.

— А у врача?

— Сестра не знает.

— Вот!

Даша с силой дернула спорщицу за руку:

— Ну че вот? Врач, больной — какая разница?! Пусть арестуют обоих. Главное, быстро скажи этому идиоту, что ты простишь, и пусть едет в прокуратуру!

— Но если Митя не виновен, а его арестуют, будут бить, — затосковала защитница ясноглазого сумасшедшего, — а арестованный врач уже не сможет ему помочь. Лучше не спешить, а отправиться туда ночью вчетвером…

— Чтобы нас всех прирезали? — обалдела Земплепотрясная. — Тебе одногруппницы мало? Папиного друга мало? Мало того, что третьей должна быть Киевица? Так мы еще сами на убой попремся? Бери — не хочу! Вот тебе три дуры на выбор! И сами! И сами! Как те двое — «по воле их»! Случайно! Только они не знали, а мы-то знаем, чем эта случайность окончится!

— Не прос-тит, — сказал Мир по слогам, словно подписывал себе смертный приговор.

— Два придурка! — завизжала, как резаная, Чуб. — Павловка на дому! Не хотите — я сама в милицию пойду… Сейчас же!

— Нет! — Мир вдруг стремительно ожил и подскочил к Даше, крепко сцепив ей руки сзади сильным замком своей ладони. — Будет так, как она скажет. Как скажет, так и будет.

«И каждое его слово становится для тебя огромнее и значительнее, чем все слова Христа», — вспомнила Маша и испугалась этой чрезмерной власти.

«А ведь я его даже не люблю!» — ужаснулась она.

— Придурок! — разъяренно заорала Даша, пытаясь высвободиться из убежденных рук Мира. — Думаешь, она тебя любит? Она другого любит! Скажи ему! Хоть это ты сказать ему можешь?!

— Неправда! — Мир стиснул ее так сильно, что Чуб вскрикнула от боли. — Если надо, она умрет ради меня. А я ради нее!

— Умру, — честно подтвердила Маша, и впрямь готовая немедленно умереть в наказание за то, что она его разлюбила.

— Больно же! — заплакала Чуб. И чуть не упала, поскольку руки Мира с криком распались.

Зашипев, как прорвавшаяся батарея, с верхней площадки спиралевидной лестницы на голову Мира прыгнула тяжелая Изида Пуфик и полетела на пол, оттолкнувшись от его лба и макушки четырьмя когтистыми лапами.