Теперь узнала. А насчёт того, не забыла ли, много могла бы ему интересного рассказать. Изумилась так, что едва трубку не выронила. И, конечно же, задала, растерявшись, глупый вопрос:

– Как вы узнали мой номер?

Будто так уж трудно было сообразить, что он родственник приятельницы, сватавшей меня ему.

– Сердце подсказало, – хмыкнул он, и я сразу же явственно вспомнила, как он улыбается.

– Что оно вам ещё подсказало? – Я понемногу приходила в себя.

– Знаете, – уже, судя по голосу, не улыбался, – у меня после нашего разговора остался неприятный осадок. Откровенно сказать, всю неделю покоя не даёт. Боюсь, вёл себя, мягко выражаясь, не по-джентльменски.

– Вы передумали и хотите взять меня со всеми моими дефектами? – Я уже способна была острить, но тут же подосадовала о двусмысленно прозвучавшем «взять меня».

– Я по случаю оказался недалеко от вашего дома, – уклонился он от ответа. – Если вас не затруднит минут через десять-пятнадцать выйти, мы могли бы продолжить наш диспут. Совсем ненадолго.

Я ответила не сразу. И не только для того, чтобы, соблюдая неписаные правила вековой игры, не соглашаться сразу на мужское предложение встретиться. В самом деле творилась какая-то чертовщина. Всё мною придуманное необъяснимо сбывалось, вплоть до прогулки вдвоём. Зато в одном сомневаться не приходилось: он мною заинтересовался. И наверняка не только как потенциальным сотрудником. Стал бы он иначе телефон мой разыскивать и по случаю возле дома околачиваться. Уйти из поликлиники мне очень хотелось, но желание пообщаться с ним было не меньшим.

– Разве что ненадолго, – сдержанно произнесла я и деловито закончила: – Через двадцать минут.

Девятнадцать из двадцати провела у зеркала. Вышла красивая и задумчивая. Он уже ждал. Без белого халата, в тёмном костюме, выглядел стройней и моложавей.

Я протянула ему руку, и первый номер концертной программы – прикосновение – состоялся. Ладонь у него оказалась тёплой и сухой. Чему я порадовалась – со школьной поры питаю отвращение к потным рукам. Ничего, однако, не почувствовала. Сердце не дрогнуло, но и разочарования не ощутила. Просто поздоровались. Вот и голос его, теперь нетронутый телефоном, услышала. Тоже не событие.

Сказал он, что счёл неудобным приглашать меня в больницу, выбрал этот, нейтральный вариант. Благо, погода хорошая и надеется он, что не очень побеспокоил меня своим внезапным появлением. Я слушала вполуха и удостоверялась, что интуиция не подвела меня: дабы развеялось моё наваждение, достаточно было ещё раз повидаться с Мотей. А каков на ощупь его серебристый ёжик, не принципиально уже. Теперь меня больше занимала практическая сторона – захочет ли он принять меня в своё отделение. Вот ради этого стоило понравиться ему. И если попытается сейчас кадрить меня – а для чего тогда припёрся сюда? – не намекать ему на Сенькину шапку. Но и никаких авансов не выдавать, пусть проникнется, что ни о какой сделке и речи быть не может.

Октябрь в этом году выдался погожий, но день заметно сократился. Сейчас, в начале восьмого, быстро темнело, я уже с трудом различала его лицо. А он, соответственно, моё. Что не в мою пользу. Хорошо бы ему пригласить меня, например, в кафе – вот, кстати, на углу светится, – посидели бы, кофейку попили, веселей говорилось бы и слушалось. И удобней, чем бродить взад-вперёд по плохо освещённой улице.

В кафе он меня не пригласил, прошли мимо. И говорить пришлось не ему, а мне. Обрёл он волею обстоятельств право, какое прежде ни одному мужчине без моего на то желания не выпадало: получать информацию о моей сугубо личной жизни. Сделал он это элементарно, всего-навсего сказал:

– Не сочтите меня невежливым, но мне бы хотелось узнать о вас побольше. Вы же понимаете, Ольга Петровна, это не праздное любопытство.

– О личной жизни тоже? – с намеренным смешком ответила. Хоть и не сомневалась, что стержневые данные – замужем ли, дети, как и с кем живу, узнал он у своей родственницы.

– Разумеется, не на уровне свечки, – тоже рассмеялся он. Даже не рассмеялся, а как-то несолидно, по-мальчишески хохотнул. Работодатель ведь, пришлось откровенничать. Когда и что закончила, где и кем работала, чему научилась. О личном – что ему профессионально следовало знать: мужа и детей нет, поэтому любые дежурства для меня не проблема. И в обозримое время обзаводиться семьёй и, соответственно, беременеть не собираюсь. Иными словами: не сбегу в декретный отпуск, поставив его перед необходимостью снова искать и учить другого врача. Извечная головная боль всех руководителей, кстати.

– Не зарекайтесь, – покачал он выцветшим бобриком. Помолчав, прибавил: – Но верно и то, что ваши приснопамятные дефекты всё-таки способны попортить жизнь и вам, и моим драгоценным однополчанам.

Чтобы сменить не доставлявшую мне удовольствия тему, дерзко спросила:

– Надеюсь, и мне полезно будет узнать, чем занимается влюбчивый коллектив реанимационного отделения во главе с бдящим о его нравственности шефом?

Уже совсем стемнело, мы поравнялись с Дашкиным домом, на третьем этаже светилось её окно. И мне вдруг пришла в голову лихая мысль. Затащить его к Дашке, попить вместе кофейку, может, и винцо у неё сыщется, потрепаться, расслабиться – и никуда от меня этот Мотя Самсонович не денется, я очень постараюсь. И вообще вряд ли сыщется человек, если он не дремучий бирюк, который бы не проникся симпатией к сотрапезникам, не захотел понравиться гостеприимным хозяевам. А за Дашкой дело не станет. Заодно почти наверняка смогу определить, вызвал он меня только по «морально-производственным» соображениям или всё же приглянулась ему как женщина. Зябко повела плечами, вздохнула:

– Что-то стало холодать, Матвей Самсонович. Слушайте, есть хорошая идея. Здесь моя подруга живёт. Давайте заглянем на пару минут, кофеёк горячий сообразим.

Он остановился, вытянул шею, силясь разглядеть в надвигавшейся тьме моё лицо. Я его понимала. Ведь это уже классика: женщина приглашает мужчину зайти выпить чашечку кофе. Что не к себе домой, а к подруге – не существенно. Почти равносильно тому, что предлагает многообещающее продолжение встречи. Кстати сказать, вызревавшую мыслишку влюбить старикана в себя, а потом щёлкнуть по носу, я ещё не похоронила, держала про запас. Опасалась, что задаст он такой же классический барашкин вопрос «а это удобно?», но Матвей Самсонович лишь беспроблемно плечами пожал:

– Что ж, идея зрелая. Но с одним небольшим дополнением: кофе соображать буду я.

Подивилась я этому дополнению, но большого значения не придала. Вдавливая кнопку Дашкиного звонка, тревожилась я, что подружка может быть дома не одна, с каким-нибудь кавалером. Самый нежелательный вариант: с таким, кого за один стол с Мотей сажать нельзя, печальный опыт имелся. Но