– Единственная складка испортит эффект, – объяснил он, растягивая холст.

– Сколько у вас картин?

– Терпение, Том. – Сфинкс вставил картину на раме внутрь шкафчика. – Надо занять места. Это всего лишь комната с проектором. Ты же не думаешь, что Зодчий рассчитывал втиснуть в этот чулан шестьдесят четыре сановника с женами, мужьями и свитой? Чудо так не показывают. Идем.

Сфинкс обогнул зоотроп и открыл дверь, скрытую в тени. Сенлин последовал за ним туда, где черный занавес покачивался, как густой лес на ветру.

Сфинкс исчез, и на один тревожный миг Сенлину показалось, что он каким-то образом забрел под его одеяние. Он заметался туда-сюда среди тяжелых штор, которые касались его, грубовато лаская.

Содрогнувшись от отвращения, он вырвался на хорошо освещенную сцену в просторном помещении.

Трибуны светлого амфитеатра перед ним поднимались так круто, что походили на утес. Сотни, возможно тысячи, белых бархатных сидений заполняли «склон» и балкон над ним. Гипсовый потолок напоминал раковину огромного наутилуса, расколотую пополам, и ее полости спиралью завивались к висящей в центре колоссальной люстре, подобной которой Сенлин никогда не видел. Она напоминала большой ветвящийся побег прозрачной морской капусты. Плоские листья перемежались с молочными сферами электрического света. Это было захватывающее зрелище.

Не дожидаясь, пока Сенлин придет в себя, Сфинкс спустился с невысокой сцены и начал подниматься по крутой лестнице между рядами. Закрыв разинутый от изумления рот, Сенлин поспешил за черной фигурой, похожей на дыру в холсте; он поднимался через две ступеньки зараз, но так и не догнал неутомимого Сфинкса. Тяжело дыша, Сенлин добрался до центра белых трибун, где устроился хозяин Башни, чьи строгие одежды собрались вокруг него, как расплавленный воск вокруг свечи.

Перед ними на черном фоне просцениума висел квадратный, совершенно белый экран.

– Я собираюсь выключить свет. Не бойся, – сказал Сфинкс.

Светящиеся сферы над ними тускнели и в конце концов сделались не ярче звезд в сумерках.

– Я не боюсь темноты, – сказал Сенлин, утопая в бархатной спинке сиденья.

Сфинкс наклонился над их общим подлокотником.

– Я не о темноте предупреждаю, дурачок. О свете, – проговорил он шепотом, который звучал как хор.

Зал наполнился цветными бликами, неистовыми, как утреннее солнце на лице спящего. От такой атаки на зрение Сенлин дернулся и моргнул, но запретил себе отворачиваться.

Он уставился на сияющий водоем из Купален, чья поверхность мерцала. Свет рассеивался по воде, которая, казалось, состояла из блестящих чешуек, маленьких и плотных, похожих на рыбьи. Девочка – теперь гигантская – больше не стояла неподвижно. Ее лодыжки шевелили тень в воде; косички покачивались над спинкой купальника. Бумажный кораблик, который она сперва держала крепко, опустился и выскальзывал из пальцев. Потом случилась ослепительная вспышка белизны – и сцена повторилась, и детская рука опять плотно сжимала кораблик.

Эта последняя вспышка была не единственной в своем роде: изображение мерцало, как облако, в котором сверкает молния. Повторение было гипнотическим. На глаза Сенлина навернулись слезы.

– Как такое возможно? – прошептал он.

– Знаешь, что такое камера-обскура?

– Нет.

– Зеркала, мой мальчик. И один-два трюка.

Сенлин сосредоточился, определяя длительность последовательности, и решил, что она составляет не более пяти секунд. Пять секунд! А сколько лет жизни потратил Огьер, чтобы создать эти пять абсолютно великих секунд…

– Вспышки из-за пустых рамок, – объяснил Сфинкс. – Из первоначальных шестидесяти четырех двадцать восемь картин все еще где-то блуждают.

– Но они ведь и должны быть где-то еще?

Сфинкс сменил тему:

– Скажи мне, что ты видишь. Опиши это, как если бы ты был Зодчим. Освежи мои впечатления.

От такой уловки Сенлин нахмурился, но ответил на просьбу:

– Я вижу Купальни. Водоем. Я там был. Он похож на океан, лишенный ярости. Свет и прозрачность воздуха переданы безупречно.

– А что насчет девочки?

– Я спрашивал себя о ней. Меня всегда поражала ее меланхоличная поза, спиной к зрителю. Интересно, почему Огьер выбрал такой ракурс. Она всего лишь ребенок, но, взгляните, как она устала от мира. В ней есть что-то… потерянное, не так ли? Конечно, я могу целиком и полностью ошибаться. Я знаю о детях одно: они более вдумчивы, чем обычно считают взрослые. Мы часто сильно ошибаемся в суждениях о них.

– Верно.

Сенлин на мгновение закрыл глаза и насладился передышкой от ослепительного света.

– Кто она?

– Ты рассмотрел обстановку и девочку, но пропустил кое-что довольно значительное. Взгляни на воду под лодочкой.

Сенлин изучил пятно под болтающимся бумажным корабликом. Через мгновение он заметил, что игра света вырисовывает некие знаки. Эффект напомнил ему об использовании углей для рисования в ночном воздухе. Призрачный след задержался достаточно долго, чтобы разум мог различить форму, прежде чем белая вспышка поглотила ее.

– Это было число? Девятнадцать, да?

– Правильно.

– Зачем оно?

– Это часть ключа.

– К чему?

– К небесам, разумеется, – сказал Сфинкс. Анимация резко остановилась, загорелся свет. У Сенлина закружилась голова, когда вокруг них снова появился белый склон из пустых сидений. – Идем, я покажу.

В своей прежней жизни Сенлин мало что ненавидел сильнее, чем театральное фойе. Этот лишенный притягательности загон наполняли посетители, которые приходили и уходили, отчего в нем царило подобие всеобщей паники. Но хотя посетители были слишком заняты, игнорируя друг друга, это не мешало им выставлять напоказ свою успешность в жизни посредством тростей, галстуков, брошей, декольте, муфт, часовых цепочек, духов и профессионально отработанных акцентов.

Поэтому было странно стоять посреди фойе и чувствовать себя так непринужденно.

Не было ни красных веревочных лабиринтов, ни низкооплачиваемых капельдинеров в броской униформе. Низкие люстры горели не ярче свечи на прикроватной тумбочке. Диваны и мягкие кресла стояли вокруг милых ковриков. За пределами этой уютной гостиной виднелся ряд открытых лифтов, излучающих теплый желтый свет. Ряд гостеприимных выходов нарушала лишь одна закрытая стальная дверь. Такие обычно бывают в банках. Сенлин был разочарован, но не удивлен, когда Сфинкс подошел именно к ней.

На двери «хранилища» обнаружился круглый переключатель, который выглядел неким всевидящим оком. Переключатель окружала сотня цифр, что показалось Сенлину небольшим перебором, хоть он и не разбирался в таких вещах. На относительно незаметной табличке рядом с дверью значились любопытные слова: «Вавилонский мост».