Теоретически мы можем экспериментально провести различие между этими двумя моделями, проверив, с большей ли вероятностью шимпанзе, продемонстрировавший успешное поведение в одном эксперименте, продемонстрирует успешное поведение и в другом. В нашем рабочем примере, если шимпанзе, успешно избегавшие пищи, на которую ориентирован доминант, с большей вероятностью не будут избегать пищи, которую доминант слышит, это будет хорошим доказательством того, что они рассуждали с помощью отдельных, поведенческих условностей, а не вмешавшейся атрибуции психического состояния.

Допустим, что независимость поведения от контекста свидетельствует против чтения мыслей. Верно ли обратное? Указывает ли корреляция в поведении на то, что испытуемый действительно читал мысли? К сожалению, вывод в этом направлении гораздо более опасен и вызывает серьезные возражения против подхода с использованием промежуточных переменных.

Центральное предсказательное различие между MRH и BRH - наличие или отсутствие корреляции в поведении в зависимости от наблюдаемых контекстов - зависит от предположения, что вмешивающаяся переменная атрибуции ментального состояния является единственной, которая может вызвать такую корреляцию. Однако существуют и другие причинные связи между ментальными репрезентациями в различных контекстах, которые также могут привести к корреляции поведения, и если их не контролировать, то при подходе с вмешательством переменной будет трудно установить наличие чтения мыслей.

Первый класс альтернативных объяснений корреляции поведения в наблюдаемых контекстах предполагает, что, несмотря на отсутствие вмешивающейся переменной, между наблюдаемыми состояниями или представлениями субъекта о них могут существовать другие причинно-следственные связи (см. Рисунок 23.5 ).

Хейс (2015) предлагает два механизма, с помощью которых это может происходить. Во-первых, если стимулы O1 перцептивно схожи со стимулами O2, стимульная генерализация может заставить субъекта относиться к контексту O2 так, как если бы это был O1 (вторая пунктирная стрелка на рис. 23.5). Во-вторых, ситуации, в которых присутствует O1, обычно могут быть такими, в которых присутствует и O2; например, ситуации, в которых доминант ориентирован на еду, могут быть такими, в которых он находится на расстоянии слышимости от еды (первая пунктирная стрелка на рис. 23.5). В этом случае опосредованное обусловливание может привести к тому, что стимулы "станут ассоциироваться друг с другом так, что предъявление одного из них активирует репрезентации обоих и тем самым позволяет "парное" обучение с участием стимула, который физически не присутствовал" (Heyes 2015, 319).

Рисунок 23.5 Модель BRH, в которой поведение субъекта может коррелировать между контекстами, несмотря на отсутствие вмешивающейся переменной. Пунктирные стрелки обозначают возможные причинно-следственные связи, которые могут обусловливать корреляцию.

Рисунок 23.6 Модель BRH, содержащая промежуточную переменную.

Могут присутствовать и другие помехи. Могут существовать корреляции между адаптивными реакциями, которые требуются в каждой ситуации, так что субъект, который производит одну из них, часто производит и другую. И наконец, в силу особенностей развития или предшествующего опыта субъекта, обладающего лучшей парной связью, он может с большей вероятностью обладать и другой (например, возможно, только особо проницательные или опытные шимпанзе улавливают обе связи).

Контроль над этими возможностями действительно является главной методологической проблемой исследователей чтения мыслей, и мы могли бы надеяться, что хороший экспериментальный дизайн сможет решить эти проблемы. Однако существует еще одна альтернативная гипотеза о поведении и чтении, которая представляет собой несколько более сложную проблему (см. Рисунок 23.6 ).

Проблема здесь заключается в том, что устройство чтения поведения может также использовать промежуточное представление, которое объединяет оба наблюдаемых контекста. Эта переменная обозначает некую наблюдаемую общность (OG), экземплярами которой являются и O1, и O2; это может быть некая общая для обоих черта, общий прототип, который используется для представления обоих,18 или какая-то другая перцептивно основанная категория, которая, тем не менее, кажется недостаточной для подлинной атрибуции ментального состояния. Например, в ответ на эксперименты, которые якобы показывают, что шимпанзе знают, что видят другие, скептики МРЗ утверждали, что шимпанзе могут решать эти задачи, представляя различные экспериментальные контексты как такие, в которых доминант имеет "прямую видимость" на еду, где это наблюдаемое, геометрическое свойство окружающей среды (Lurz 2009; Kaminski et al. 2008).

Логическая проблема вновь возникает на уровне вмешивающихся переменных. Учитывая, что вмешивающаяся переменная чтения поведения также наложит корреляцию на поведение в разных контекстах, этого простого теста будет недостаточно, чтобы отличить эту модель от MRH. Кроме того, если такие переменные часто доступны в качестве эвристик для атрибуции психического состояния, то какова уникальная функция "подлинного" чтения мыслей?

Заключение

Методологические проблемы, поднятые выше, возникли из-за того, что мы проверяли чисто синтаксическое свойство моделей (коррелируют ли эффекты). Поскольку модели MRH и BRH с вмешивающимися переменными обладают одинаковыми синтаксическими свойствами, этот тест не позволит провести между ними различие. Таким образом, необходим подход, чувствительный к семантическим различиям между атрибуциями психических состояний, с одной стороны, и репрезентациями их перцептивных аналогов, с другой.

Предлагается несколько путей решения этой проблемы. Во-первых, мы можем настаивать на том, что не существует реальной семантической разницы между "настоящими" переменными чтения мыслей и переменными наблюдаемого уровня, которые объединяют особенно сложные и изощренные сети наблюдаемых контекстов20 .В качестве альтернативы мы могли бы настаивать на том, что реальная разница существует, и проверять, делает ли испытуемый новые предсказания (то есть выходящие за рамки известных связей "сигнал-поведение", для которых была введена переменная), которые являются случаями ментальной закономерности, но не соответствующей закономерности наблюдаемого уровня, или наоборот; однако это потребует углубленного изучения семантики атрибуции ментальных состояний (Clatterbuck 2016, Heyes 2015). Аналогичным образом, мы могли бы отказаться от идеи, что существует некая яркая грань, разделяющая чтение мыслей и чтение поведения в любой отдельный момент времени, и вместо этого сосредоточиться на траекториях обучения испытуемых с течением времени, оценивая "репрезентации психических состояний-кандидатов путем наблюдения за тем, может ли животное пересмотреть их, чтобы они были чувствительны к новым и дополнительным источникам доказательств целевого психического состояния" (Buckner 2014, 580).

Мы могли бы надеяться, что подход с использованием промежуточных переменных позволит быстро решить некоторые эмпирические и теоретические проблемы, которые преследуют исследования чтения мыслей: если модели чтения мыслей имеют иную каузальную структуру, чем модели чтения поведения, то простые синтаксические инструменты могут легко их различить. Однако, как показывает вышеизложенная дискуссия, существует множество факторов, которые усложняют эту картину и требуют как тщательного экспериментального контроля за сбивающими переменными, так и повторного фокуса на семантических различиях между чтением мыслей и другими видами социального познания.

Глава 24. Рассуждают ли шимпанзе о вере?

Кристин Эндрюс

Введение

Почти 40 лет психологи и философы разрабатывали эксперименты и испытывали шимпанзе на вопрос, впервые заданный Премаком и Вудраффом в 1978