Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все же я не зря надеялся. Когда привезли к поезду, то первым делом прямо возле теплушки сняли «браслеты». Растерев запястья, забрался в вагон. Надо же, даже по хребту прикладом не добавили для скорости. Всякой гопоты, да и серьезного вида жуликов в вагоне оказалось на редкость много, навскидку человек сорок. Даже мимолетного взгляда хватило понять, что нар на всех явно не хватит.
— Эй, служивый, падай сюда! — услышал я за спиной негромкий призыв. Я был в потасканной фуфайке, но в солдатских галифе, видимо поэтому меня так и окрестили. Звавший меня мужик выглядел странно. С виду интеллигент интеллигентом, в круглых очках, одна линза с трещиной, но на месте, даже лицо выбрито почти чисто и ровно, но одет в солдатскую шинель и пилотку.
— Игорь Николаевич, — представился «интеллигент», протянув руку.
— Александр. — Рукопожатие было крепким, видимо, силы у человека были.
— Срок большой?
— Четвертак, — уныло сказал я в ответ. Блин, сейчас, наверное, начнутся расспросы.
— О, тогда тебе надо глубже залезать, вон те нары, в конце, верхние, — Игорь Николаевич указал себе за спину на нары в конце вагона, — свободны, устраивайся.
— А при чем тут срок?
— Так ехать дальше, — просто пояснил собеседник.
— Ясно.
— Куда закатали-то?
— Да я как-то и не знаю даже. Я вообще после допросов как в тумане, если честно, по хрену уже, куда и зачем.
— Нельзя так, сломаешься раньше времени, чего на зоне делать будешь?
«Да уж точно не двадцать пять лет отбывать!» — подумал я, а вслух сказал:
— Да не знаю я, мозги враскоряку пока.
— Ладно, не кисни, теперь-то уж чего, надо себя настраивать на позитив.
— Ага, настроишь тут, — выдохнул я, покрутив головой.
— Ты где служил, парень? — мужик был явно меня старше, лет на десять точно, поэтому я не удивлялся его обращению ко мне. Так-то ведь и я не молод уже, в этом времени в тридцать лет уже старым считают, вон и башка у меня вся седая, так что выгляжу я так себе.
— Меня комиссовали в сорок третьем из тринадцатой гвардейской.
— Это та, что в Сталинграде отличилась?
— Ага, отличилась. Тем, что чуть вся там не осталась, — фыркнул я.
— Да не злись, у многих так было. Я командовал двести тридцать седьмой пехотной дивизией. На момент окончания моей службы в ней осталось тридцать два человека, даже не бойца. Одни обозники и повара остались, вот так.
— Нехило вас потрепали, — горько заме-тил я.
— Да ладно, мало ли нас таких было.
— Наверное, немало, — согласился я. — Вас-то хоть за что, ведь, наверное, минимум полковником были?
— Да уж, — выдохнул собеседник, — генерал-майор я, бывший, — с видимым сожалением произнес собеседник.
— Да-а, — протянул я, — не нужны стране советской ее герои, не нужны.
— Сам-то как, рота, батальон?
— Берите выше, — весело ответил я, — аж целый взвод у меня был, под Курском. Старшина я.
— А по возрасту мог бы и полковником быть, сколько тебе? — удивился генерал.
— Тридцать четыре, — опять с грустью в голосе ответил я.
— Нормально, еще жить и жить. Мне уже полтинник, неделю назад стукнуло. Эх, жена так хотела юбилей отметить…
— За что же вас? — знаю, что не принято такие вопросы задавать, но мы вроде как откровенную беседу ведем.
— В сорок третьем, когда погибла дивизия, это уже после Курска было, отхреначил я члена военного совета армии, а он еще и членом Политбюро был.
— И как же вас к стенке-то не прислонили?
— Так меня же сначала в штрафбат, после госпиталя, я ранен был, обе ноги осколками посекло. Там как заговорили, ни царапины, два года почти воевал в штрафниках, правда, командиром батальона, без звания. После победы решили, что не искупил и отправили на зону. Отсидел под Архангельском три года, теперь в Горький отправили.
— Чего-то уж больно жестко с вами за драку-то! — я слушал собеседника с абсолютно обалдевшим видом.
— Так он же умер, после драки-то, вот и закатали по полной. Если все нормально, то мне еще пятнадцать лет сидеть.
— Дела… — только и смог сказать я.
— Самого-то за что? Или секрет?
— Да какой уж тут секрет. Шпионаж в пользу Америки, — вздохнул я.
— Во как! Это как же ты из гвардейцев в шпионы-то подался? — очень удивился бывший генерал.
— Да вот как-то раз — и готов шпион. Извините, товарищ генерал, не хочу об этом, — я потер скулу и добавил: — Больно вспоминать.
— Как скажешь, парень, не грусти. А едешь ты, скорее всего, в Горький, нас же туда везут, я о том, что тебе дальше ехать, так брякнул, не бери в голову. Если только тебя персонально из Горького куда-то еще не повезут, то будем вместе, скорее всего. Со мной с прошлой зоны еще двое, капитан, танкист бывший, и майор-летчик.
— О блин, точно стране герои не нужны!
— Ты, главное, при вертухаях так не скажи, бьют так, что им все равно, сдохнешь или нет.
Дальше болтали ни о чем, но мозги начинали помаленьку работать. То, что в Горький еду, это хорошо, может, и Петруху встречу, было бы хорошо. Но лагерей в области много, это генерал сказал, так что шансы невелики. В пути, как и принято, поцапались с блатными. Их было большинство в теплушке, но транды они огребли будь здоров. Вояки, к каковым я себя причислил, раздолбали их, как немцев в Сталинграде. Правда, на первой же остановке чуть не расстреляли весь вагон. Больно уж бесились конвойные. А с блатными поцапались из-за печки. У них в своем конце вагона была одна, они вдруг решили прибрать еще и нашу, холодно им, видите ли. Генерал как-то ловко свистнул, ну и понеслось говно по трубам. Хоть и несколько не в форме был, но лично уложил троих, даже как-то веселее стало и жить захотелось. Возможность сбежать, кстати, была. При остановках, охраны всего ничего, четыре штыка на вагон, можно, если постараться. Да вот только хотелось бы и Петю вытащить, а для этого мне надо узнать, куда его засунули. Сложно это будет, но, думаю, как-нибудь узнаю.
В хату меня заселили знатную. Одни урки, восемь штук. Ладно хоть не больше, да и этих-то на меня одного много. Вообще, это была именно зона, а не лагерь с бараками. Здание серое, каменное, много камер, это все, что разглядел, пока вели. С порога наехали, двоих положил, остальные