И он бессильно откинулся на стену и закрыл глаза, показывая, что разговор окончен.

***

В пустом доме — близким приказано было не заходить сюда под страхом смерти — посредине комнаты поставили стул, и Тэррика, господина господ и ее спутника, усадили на него со связанными за спинкой руками, лицом к двери и спиной к горящему очагу.

Рубицы на Тэррике уже не было. Его смуглая, любящая солнце кожа обычно отливала золотом в тусклом свете пламени, но сегодня ее цвет казался землистым, как песок, присыпанный пеплом, а губы и вовсе стали серыми, почти исчезнув с лица и сделав его еще более непохожим на лицо людей.

Вот только Шерберу эта непохожесть не тревожила. Ее тревожило другое.

Непроницаемое выражение глаз, скрывающее сильнейшую боль. Капельки пота над верхней губой, причиной которым был вовсе не жар очага. Она заметила, как чуть заметная судорога пробежала по лицу Тэррика, и вздрогнула, чувствуя, как та же сама судорога свернула ее внутренности узлом.

Они задумали настоящее безумие. Помоги им всем Инифри.

Шербера и Олдин переступили порог в тот самый миг, как Номариам снял с раны повязку, обнажив красный цветок лихорадки, распустившийся над ключицей Тэррика. Лепестки захватывали плечо и тянулись к грудине длинными тонкими полосами, похожими на пальцы. Отпечаток ладони матери мертвых, ее метка. Если они ничего не сделают, этот красный цветок прорастет внутрь и убьет его.

Она молилась Инифри, чтобы они не опоздали.

Шербера старалась не глядеть на Тэррика. Помогая Номариаму подготовить рану, она старалась быть просто акрай, выполняющей свой долг, и это было легче, если не натыкаться на взгляд темных глаз.

Если ты передумаешь и откажешься, я не буду винить тебя... — говорили эти глаза. — Тебе не обязательно это делать. Не обязательно. Не обязательно.

Нет, она не могла смотреть на него.

— Готово, — сказал Номариам, промокая рану сухой тканью и отступая, и Шербера по его знаку осторожно уперлась рукой в здоровое плечо Тэррика и уселась к нему на колени, крепко обхватив бедрами его бедра. Они должны быть друг к другу как можно ближе, когда он умрет. Ей придется отдать ему много магии, а это можно было сделать, только когда тела соприкасались.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча — последний шанс для обоих, последняя возможность отступить... вот только каждый знал, что не воспользуется ею и пойдет до конца.

— Мы готовы, маг. — Голос фрейле прозвучал резко, как удар кнута. — Начинай.

Олдин, незаметно оказавшийся у очага, бросил в него пучок травы, и пламя окрасилось оранжевым. В воздухе запахло болотом, сыростью и гнилью.

— Змея укусит тебя вот сюда, фрейле, — Номариам едва ли коснулся плеча Тэррика с той стороны, где была рана, но Шербера все равно вздрогнула. — У тебя начнутся судороги, а потом твое сердце остановится, и на какое-то время ты умрешь. Смерть решит, что забрала тебя, раз тебя не будет среди живых... и вот тогда мы ее обманем.

Олдин бросил еще траву, и цвет пламени сменился на ярко-желтый, а запах стал насыщенным и терпким, как неразбавленное вино.

— Тебе придется отдать ему почти всю магию, которая у тебя есть, — сказал Номариам уже Шербере. — Отдать сразу, одним сильным ударом... выпустить прямо в сердце, чтобы оно ожило и забилось снова. Времени будет мало. Тебе придется сделать это очень быстро.

— Я сделаю, — сказала она.

— Если у Шерберы не хватит магии, вы умрете оба, — напомнил Олдин. — Ну а если умрет Шербера, — добавил он спокойно, — Номариаму лучше сразу убить и себя, и меня.

Потому что, стоит им переступить порог, как Фир разорвет их на части. Потому что как только с расправой закончит карос каросе, Прэйир возьмет свой меч и разрубит каждую еще трепыхающуюся часть пополам, а потом скормит рыбам, живущим в Оргосарде, чтобы их магия и их плоть умерли вместе с ними.

И пусть они все еще рычали друг на друга, как два диких зверя: Фир и Прэйир, воины, ставшие ее мужчинами, но Шербера успела заметить, как они обменялись взглядами, полными мрачного обещания. Они всерьез были намерены исполнить угрозу. Если дело дойдет до этого, они были заодно.

— Я не предложил бы тебе этого, если бы не был уверен, что теперь ты сможешь, — сказал Номариам, положив руку ей на плечо. — Как женщина теряет каждую луну немного крови, так и ты каждый день отдавала фрейле свою магию. И как женщина, которая может родить и не умереть, потеряв столько крови, что это убило бы любого мужчину, так и ты сможешь отдать фрейле свою магию и выжить.

Олдин в третий раз бросил в огонь траву, и пламя окрасилось в цвет крови, чтобы через мгновение стать обычным. Тени спрятались в землю, полумрак сгустился вокруг, и в воздухе поплыл странный горьковатый запах. Шербера заметила, как успокаивается дыхание Тэррика, почувствовала, как расслабляется его тело, заметила, как сходит с лица землистый цвет. Ему стало лучше... пусть и ненадолго, но лучше, и ее сердце дрогнуло, когда в глазах его появился знакомый ей блеск.

— Она укусит его прямо в рану, — сказал ей Номариам, погладив по волосам, как ребенка. — Но тебе вреда не причинит, хоть и обовьется вокруг. Доверься магии, Шербера. А мы будем молиться Инифри.

Он поцеловал ее в лоб и отступил, и Олдин тоже коснулся легким поцелуем ее губ и отошел прочь, встав чуть поодаль, чтобы в случае чего тоже прийти на помощь. Шербера поерзала, усаживаясь поудобнее, и глаза Тэррика вспыхнули, скользя по ее телу, а уголок тонких губ изогнулся в усмешке.

— Если как-нибудь решишь... оживить меня таким способом, Чербер, я не буду против. Но только без связанных рук.

Его откровенный намек был таким неожиданным, что она не выдержала и рассмеялась, и тут огромная невидимая Тэррику змея обвила их своими тяжелыми кольцами и прижала друг к другу.

Сильнее. Сильнее. Сильнее, пока они почти не лишились возможности дышать и не застыли, касаясь друг друга носами и понимая каждый, что от решающего мгновения их отделяет только миг.

Шербера наклонилась и поцеловала Тэррика со всей страстью, на которую была способна, отвлекая и его, и себя от того, что должно было вот-вот случиться. Она чувствовала под руками биение его сердца, быстрое, частое, такое