она пыталась отдышаться, а потом Тэррик повернул голову, чтобы поцеловать ее в лоб, и Шербера закрыла глаза, чувствуя, как все внутри снова начинает наливаться жидким огнем.

Он осторожно уложил ее на спину и подхватил под бедра, чуть приподняв, чтобы войти как можно глубже... и вскоре уже было так трудно не запускать пальцы в его волосы, не подаваться навстречу нетерпеливым толчкам, выгибаясь на постели и понимая, что даже если сейчас сюда ворвется сотня зеленокожих, ни он, ни она уже не смогут остановиться, пока не доведут дело до конца.

Ее тело покрывали бисеринки пота, глаза не видели ничего, кроме его лица, и дыхание срывалось с губ так резко и тяжело, что это было похоже на агонию. Освобождение настигло их одновременно, подхватило волной, заставило цепляться друг за друга, выкрикивая имена и борясь за дыхание в попытке не утонуть.

Какое-то время тишину заполнял только треск огня в очаге. Тэррик положил свою темноволосую голову Шербере на плечо, а руку на живот, и она повернула голову, чтобы посмотреть в его лицо. Оно было задумчивым.

— О чем ты думаешь, Тэррик, господин мой? — спросила она тихо.

— Я думаю о городе, который когда-то оставил, — ответил он, — и в который теперь возвращаюсь.

— Там погибли твои друзья?

— Братья. Друзья. Все, кого я знал.

— Имя твоего брата было похоже на твое, — сказала она, лаская его щеку кончиками пальцев, и он удивленно посмотрел на нее, не понимая, откуда она это знает.

Но Шербера знала.

В миг, когда Тэррик мертвый сидел перед ней на стуле, к которому его привязали, в миг, когда она, собравшись с силами, отдала ему всю магию, что откликнулась на ее призыв, она ясно и четко увидела его прошлое... и не только.

Шербера не помнила всего, что показала ей магия, но того, что она запомнила, уже было достаточно. То, что он рассказывал ей, было правдой. Железная лодка, прилетевшая со звезды. Залитые ненастоящим светом дома с высокими потолками. Женщины, рожающие мертвых детей, и они, двенадцать девочек, которые должны были родить им живых, если бы не началась война.

Она положила руку поверх руки Тэррика, лежащей у нее на животе, и подумала о том, что говорила ей и другим Волета.

Неужели это был бы выход? Ребенок, который сделает ее не акрай, но просто женщиной, беременной от ее мужчины... Или спасение было в мече, который сделает ее больше воином, нежели акрай? Шербера надеялась, Инифри подскажет ей путь. Она видела его в тишине, которая едва не отняла у нее Тэррика, и знала, что вспомнит, когда придет время.

Наутро ветер переменился, и в воздухе появился соленый вкус Океана.

Еще через несколько дней восходное войско подошло к Побережью, где стояли первые города.

Их там ждали.

ГЛАВА 4

Никто не помнил имени, данного городу его строителями, а те, кто населял его сейчас называли его просто — Иссу, дом, и разве нашелся бы кто-то в этом мире, кто запретил бы им его так называть?

Шербера видела такие города по всему Побережью. Стены, возведенные из каменных плит в два, а то и три человеческих роста высотой, серые каменные дома с высокими потолками — люди, которые жили здесь и тоже называли это место домом, наверняка были настоящие исполины, и они тоже вымерли, их тоже смыла с берега жизни океанская волна.

Тэррик сказал ей, что даже в книгах фрейле нет ничего об этом народе. Он появился раньше, расцвел раньше и исчез раньше, чем сюда прибыл их Корабль.

Город встречал восходное войско водоростью и рыпью. Люди вытекли рекой через распахнутые ворота, желтоглазые маги в длинных переливающихся чешуей накидках поклонились фрейле до земли и пригласили воинов войти и разделить с ними и трапезу и жертву Инифри — троих пленников, которых держали живыми и хорошо кормили в ожидании именно этого дня.

Восходное войско не приносило людских жертв, но Тэррик уважал и чтил традиции всех народов, населяющих сушу, и, обменявшись со старшим города, наместником Харзасом, церемониальными объятьями, принял дар.

Шербера никогда не бывала в городах желтоглазого народа, но ей не понравилось. Немногочисленные дети, бледнокожие, с пальцами, меж которых она с неясным чувством в сердце разглядела самые настоящие перепонки, были слишком тихи и спокойны, и слишком настойчиво пытались заглянуть ей в лицо своими желтыми глазами с полосками узких, как у ящериц, зрачков. Женщины, тонкие, бледные, лениво оглядывающие их из-под тяжелых век, носили украшения из крошечных живых крабов, вцепившихся клешнями в мочки их ушей. Одна из женщин попросила разрешения потрогать заплетенные в косы волосы Шерберы, и ей с трудом удалось скрыть неожиданное отвращение.

Их собрали на площади возле жертвенного столба — Шербера тоже видела такое в первый раз, — к которому загодя привязали троих пленников. Каждый стоял на высоком, в половину человеческого роста камне, каждому на шею была накинута веревка, руки были связаны за спиной. Их глаза были пусты — глаза уставших от плена и побоев людей, думающих только о том, что сегодня, наконец, их мука закончится.

Харзас воздел руки и провозгласил жертву по славу Инифри и в честь будущей победы. По его знаку перед пленниками встало трое воинов, и когда Тэррик чуть заметно кивнул, разрешая начинать, каждый из воинов быстро и ловко сделал свое дело.

Афатр взрезал живот первого пленника. Внутренности и кровь хлынули наружу, обрызгав и камень, и воина, нанесшего удар, и толпа возликовала, принимая первую жертву.

Второй воин чуть отступил, прицеливаясь, и огромный походный молот мутрал взметнулся ввысь и ударил второго пленника в лицо под дружный вопль. Пленник крякнул и повис на веревке; длинная судорога агонии прошила его тело насквозь. С кровавой маски, в которую превратилось лицо предателя, закапала кровь. Воин для верности нанес второй удар, и хруст костей заставил Шерберу передернуться.

Третий воин ногой отпихнул камень в сторону, и последний пленник повис в петле, извиваясь всем тело и громко хрипя. Его лицо сначала стало красным, потом налилось чернотой, посинело, но жизнь все не уходила из тела, и агония длилась и длилась, и длилась, пока по знаку Тэррика кто-то из воинов милосердно не вонзил афатр в сердце пленника и не прекратил эту пытку.

— Во славу Инифри! — провозгласил Харзас, воздев руки, и нестройный хор голосов поддержал его. — Во славу матери мертвых, да сохранит она нас живыми!

Возвращаясь с остальными