Эдвард Марстон

Билет в забвение

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Лето 1858 года

Пока ландо катилось по сельской местности Вустершира, пассажиры вели себя необычно тихо. Вернон Толли был удивлен. Когда кучер вез их раньше на железнодорожную станцию, между ними продолжался разговор. Пронзительный голос леди Бернхоуп всегда легко перекрывал цокот копыт и скрип колес по твердой дороге. Без ее характерного рева Толли нечем было бы поделиться с другими слугами, когда он вернулся в Бернхоуп-Мэнор. Хотя он и напрягал слух, он ничего не мог уловить от тех, кто стоял позади него. Поскольку Имоджен Бернхоуп впервые совершала это путешествие без матери, он ожидал, что она будет взволнованно разговорчива. Поездка в Оксфорд была для нее приключением, но она не вызвала веселых подшучиваний между Имоджин и ее горничной. Она и Рода Уиллс, по-видимому, довольствовались немногим большим, чем обменом улыбками, общением с помощью жестов и наслаждением красотой пейзажа.

Имоджин была поразительной молодой женщиной двадцати лет со стройной фигурой, природной элегантностью и лицом такой преувеличенной привлекательности, что оно кружило головы как мужчинам, так и женщинам. Даже когда ее лицо было частично скрыто под широкополой шляпкой, украшенной цветами, черты ее лица привлекали внимание. Рода, напротив, обладала более домашней фигурой, приятно простой и с телом, которое лучше всего можно описать как привлекательно пухлое. На десять лет старше своей спутницы, она была таким же надежным другом, как и прислугой. Когда они оказались наедине на заднем сиденье ландо, барьеры между ними были устранены таким образом, которого надменная леди Бернхоуп никогда бы не допустила.

Только когда показалась станция Шрабхилл, Имоджин заговорила вслух.

«Мы добрались сюда!» — сказала она с облегчением. «У меня было ужасное предчувствие, что мама в последний момент передумает и либо поедет с нами, либо настоит, чтобы мы вообще отказались от визита».

«Леди Бернхоуп не в том состоянии, чтобы путешествовать, «напомнила ей Рода. «Ты слышала, что посоветовал доктор. Ей нужен полный покой.

«Мама предпочла бы, чтобы я остался присматривать за ней».

— Для этого у нее есть слуги, не говоря уже о сэре Маркусе.

Имоджин подавила горький смешок. «Отец безнадежен в том, чтобы о ком-то заботиться», — сказала она. «Когда я болела в детстве, он никогда не подходил ко мне близко. Он женат на политике. Единственное, что его беспокоит, — это его следующая речь в парламенте. Пробили городские часы, и она мгновенно просветлела. «Уже одиннадцать часов. Мы добрались сюда как нельзя вовремя.»

«Ты всегда можешь положиться на Вернона. Он никогда нас не подводит».

Толли смаковал комплимент. В обществе и в других отношениях высокая, грациозная Имоджин была совершенно вне его досягаемости, и максимум, что он мог сделать, это украдкой бросить на нее восхищенный взгляд. Рода, однако, была совсем другим человеком. Он находил ее привлекательной, добросердечной и восхитительно компанейской. Более того, она происходила из той же породы, что и он. Будучи на несколько лет старше ее, Толли некоторое время лелеял надежды. Рода до сих пор вежливо держала его на расстоянии вытянутой руки, но он был готов ждать.

Остановив ландо у вокзала, он подозвал носильщика и указал на багаж. Пока мужчина начал выгружать его, Толли спрыгнул на тротуар, чтобы открыть дверцу экипажа, опустить подножку и помочь пассажирам выйти. Он почувствовал лишь легчайшее прикосновение, когда Имоджин взяла его за руку, но, когда настала ее очередь, Рода в знак благодарности сжала его пальцы, подкрепив это улыбкой. По дороге домой у него будут приятные воспоминания об обоих.

Открытый в 1850 году, Шрабхилл все еще казался Имоджин и Роуди чем-то новым. Обычные путешественники в Вустере могли считать свое положение само собой разумеющимся, но в случае с двумя женщинами это было не так. Единственный раз, когда им удалось увидеть компактную форму Кустарникового холма, был во время их визитов в Оксфорд два раза в год. По большей части их жизни были ограничены пределами поместья Бернхоуп, и какими бы щедрыми ни были эти ограничения, они, тем не менее, могли напоминать оковы лесной тюрьмы. Оказавшись в комфорте и уединении зала ожидания, Имоджин и Рода испытали чувство освобождения. Они были свободны.

Под руководством Толли носильщик занял позицию в том месте платформы, где должны были останавливаться вагоны первого класса. Хотя железная дорога Оксфорд, Вустер и Вулвергемптон простиралась менее чем на девяносто миль между своими конечными пунктами, за время своего относительно короткого существования она стала благом для тех, кто находился в пределах досягаемости одной из ее многочисленных станций и привалов. В данном случае, однако, он обслуживал только три основных сообщества. Отправившись из промышленной дымки Вулверхэмптона, экспресс должен был сделать единственную остановку в Кустарниковый холм перед отправкой на станцию Oxford General station. Было поздно, но пунктуальность никогда не была сильной стороной компании. На самом деле, OWWR страдал от проблем с момента своего создания, и печальный хронометраж был лишь одной из них. Как только Толли услышал шум приближающегося поезда, он быстро направился в зал ожидания, чтобы предупредить Имоджин и Роду. Они тут же вскочили на ноги и последовали за ним по платформе туда, где стоял их багаж. Носильщик приподнял шляпу, приветствуя их.

Поезд неуклонно терял скорость, подъезжая к станции. Имоджин пришла в восторг, увидев имя на котле локомотива — Уилл Шекспир. В прошлом ей посчастливилось увидеть постановку некоторых пьес Шекспира, а другие она изучала под руководством гувернантки с литературными наклонностями. Была и более личная причина, по которой Шекспир занимал особое место в ее сердце. Локомотив с вариантом его имени был хорошим предзнаменованием. Ей не терпелось попасть на борт.

Проводник намеревался втереться в доверие, открыв для них дверь пустого купе, но Толли оставил эту задачу за собой, бросившись вперед в тот момент, когда поезд остановился. Прежде чем подняться на борт, Имоджин попросила занести чемодан в купе. Носильщику было велено поставить более тяжелый багаж на крышу. Толли взял на себя смелость обнять Роду за талию, подсаживая ее в вагон, и был вознагражден второй улыбкой. Разместив багаж на верхней полке, носильщик присоединился к нему и просиял, когда Имоджин протянула руку, чтобы вложить ему