В Империал-Вэлли стояло нестерпимо жаркое утро.

Следом за машиной, которую вел Перри Мейсон, со скоростьювосемьдесят миль в час пронесся огромный лимузин, подняв за собой потокивоздуха и заставив автомобиль адвоката покачнуться на рессорах.

– Интересно, как у него выдерживают тормоза? – спросил ПерриМейсон свою секретаршу Деллу Стрит. – Они сейчас расплавятся.

Делла Стрит подалась вперед на своем сиденье, чтобы сухойгорячий воздух мог овевать ее плечи, высушивая выступавшие на них капелькипота.

– Возможно, скоро он притормозит… О-о! Кажется, онсобирается разбить машину!

Мейсон инстинктивно нажал на тормоза, увидев, как идущаявпереди машина слегка вильнула влево, пытаясь обогнать другой автомобиль,шедший в том же направлении. Встречная машина заставила водителя большоголимузина увернуться прямо перед ее носом. Крылья автомобилей, казалось, толькона мгновение мягко соприкоснулись, но водитель встречной машины не смогсовладать с управлением. Накренившись, автомобиль вылетел с шоссе на горячийпесок и перевернулся.

Облако пыли, скрывшее то, что происходило, все еще висело ввоздухе, когда Мейсон резко затормозил и выскочил из машины.

Перевернутый автомобиль представлял собой сильнооблупившуюся развалюху на старомодных колесах. Она послушно лежала на песке,как будто слишком долго сопротивлялась превратностям судьбы и это последнеенесчастье отняло у нее оставшиеся силы.

Дверца медленно открылась, и Мейсон, приблизившись, увидел,как из машины попыталась выбраться старая мексиканка, выискивая негнущимися отвозраста пальцами, за что можно было бы ухватиться.

Мейсон помог ей выбраться из машины, заметив, что одна рукау нее беспомощно свисала. Она стукнулась об угол дверцы, и женщина резковскрикнула от боли. Но голос ее был тихим, он свидетельствовал об учтивостипредставительницы воспитанной нации.

Она произнесла:

– Gracias, señor![1]

– Вы повредили еще что-то, кроме руки? – спросил Мейсон.

Старая мексиканка с видом человека, который научилсявоспринимать жизнь такой, какая она есть, спокойно смотрела на него.

– Я не говорить по-английски, – сказала она.

Водитель другой машины, который остановился из любопытства,предложил:

– Может быть, я могу чем-нибудь помочь? Я вырос на границе.По-ихнему говорю свободно. Меня зовут Ньюелл. Тот большой лимузин проскочилмимо меня на скорости миль восемьдесят в час. Я так полагаю, вся вина на нем.

– Да. Давайте попытаемся понять, что с ней.

Ньюелл начал спрашивать женщину по-испански, почти неполучая ответов, затем обратился к Мейсону:

– Она говорит, что пострадала только рука. Думает, рукасломана.

– Нам бы следовало доставить ее к доктору, – сказал Мейсон.– Как ее зовут?

– Мария Гонзалес.

– Где она живет?

– Она говорит, с племянницей.

– Где?

Женщина взмахнула здоровой рукой, описывая полукруг.

– Здесь, в Вэлли, – ответил за нее Ньюелл.

Мейсон улыбнулся:

– Это все весьма неопределенно. Давайте-ка взглянем на ееводительские права.

– Боюсь, что так вы мало что узнаете, – сказал Ньюелл. – Уних есть манера ставить вас в тупик такими жестами. Очень мило и благородно, ножесты мало что объясняют.

– Но почему она не хочет сказать, где живет?

– О, возможно, она просто плохо понимает вопросы или ейкажется, что вы хотите кому-нибудь причинить вред. Минуту, я спрошу у нее оводительских правах.

Он обратился к женщине по-испански и улыбнулся, переводяответ:

– Она говорит: «Я не вожу машину».

– Но она вела машину, – возразил Мейсон.

Ньюелл перевел. Старая женщина указала на машину, котораялежала на боку, сказала что-то по-испански.

Ньюелл перевел:

– Машина не на шоссе. Она не может ехать. В ней никого нет.Поэтому никаких водительских прав не нужно.

– У нее должны быть права, – настаивал Мейсон.

Ньюелл усмехнулся:

– Она говорит: «Но я не могу вести машину одной рукой,сеньор».

– Ну хорошо, – сдался Мейсон. – В таком случае должно бытьрегистрационное удостоверение на машину. Это, в общем, ничего не меняет. Гдеближайшая клиника?

Остановилась еще одна машина, шедшая в противоположномнаправлении, и к ним приблизился мексиканец с лицом, лишенным всякоговыражения, в возрасте около сорока пяти лет.

– Кому-то плохо? – вежливо поинтересовался он.

– Этой женщине, – ответил Мейсон. – Она была за рулем. Ядумаю, у нее сломана рука.

Мексиканец взглянул на машину, затем на женщину. Он задалчетыре или пять самых лаконичных вопросов, получив на них столь же краткиеответы.

– Я отвезу ее к доктору, – сказал он.

– Вы ее знаете?

– Я знаю ее родственников.

Мейсон потянулся было за одной из своих визитных карточек,чтобы дать ее мексиканцу, но затем, опасаясь, что слово «адвокат» на карточкеможет быть воспринято как желание взять на себя дело об аварии, в которуюпопала старая женщина, вынул записную книжку и, вырвав листок, нацарапал своеимя и домашний адрес.

– В случае, если ей понадобится свидетель, моя фамилияМейсон. А это мисс Стрит. Мы были очевидцами. На этом листке мой адрес. А черезменя можно связаться и с мисс Стрит.

Мексиканец поклонился с серьезным видом.

– Большое спасибо. Меня зовут Хозе Кампо Колима. А теперь,извините меня, я должен помочь этой несчастной женщине.

С изысканной учтивостью мексиканец помог пострадавшей дойтидо своей машины и осторожно усадил ее на сиденье. Хлопнула дверца, и машинаумчалась по раскаленному шоссе.

– Ну, мне пора, – сказал Ньюелл. – Вот моя карточка. Стоилобы убедиться, сможет ли она получить помощь от этого парня.

– Не мешало бы найти водителя другой машины, – ответилМейсон.

– Я заеду в Калексико и позвоню в дорожную полицию.