Первый признак порчи общественных нравов — это исчезновениеправды…

Правда, которая ныне в ходу среди нас, — это не то, что естьв действительности, а то, в чем мы убеждаем других, — совершенно так же, как ис обращающейся между нами монетой: ведь мы называем этим словом не толькополноценную монету, но и фальшивую.

Мишель де Монтень «Об изобличении во лжи»

Он сидел в своем кресле, когда позвонил телефон.Обернувшись, он посмотрел на стоявшие слева телефоны. Два правительственных,прямой с президентом, прямой с премьер-министром; городской, внутренний, ещеодин городской прямой телефон, номер которого знали только несколько человек вгороде. Если бы даже позвонил телефон президента, он снял бы трубку гораздомедленнее, чем в этом случае. Этого звонка он ждал.

— Все в порядке. Мы готовы, — сказал знакомый голос.

Он помедлил. Теперь нужно было решать. В конце концов, этобыл и его выбор. Но он помнил о том, что любой телефон можно прослушать, дажеправительственный. И поэтому он произнес условную фразу:

— Вы ошиблись номером, — и сразу положил трубку. Для егособеседника это был сигнал к действию. Он знает, что нужно делать.

Положив трубку, хозяин кабинета на миг закрыл глаза. Выборсделан.

Теперь все будет решено в течение нескольких дней.Когда-нибудь нужно было на это решиться. Иначе это состояние неустойчивогоравновесия может продолжаться очень долго. А при больном президенте это еще иопасно. Он потянулся к телефону правительственной связи и набрал знакомыйномер.

— Добрый день, — сказал он привычным мягким голосом, — яхотел бы с вами встретиться и побеседовать. — Человек, которому он звонил, неудивился.

Очевидно, он ждал этого звонка.

— Когда мы можем встретиться? Мне приехать к вам илиувидимся в другом месте?

— Я думаю, лучше в другом.

Разговор будет конфиденциальным. Этот телефон тоже моглипрослушивать, хотя связисты утверждали, что это вообще невозможно.

— Понимаю. Где?

— Я послал вам конверт с адресом. Нарочным. Вы получите егочерез десять минут.

— Договорились.

Теперь дороги назад не было. Все было решено. Он провелрукой по лицу, словно вытирая невидимый пот. Свою партию он играет белыми идолжен выиграть.

Ничьей быть не должно.

Нас было одиннадцать человек. Вообще-то нас было десять, нов последний момент дали эту журналистку, которая, оказывается, давно просиласьвыехать на боевую операцию. С виду ничего собой не представляет. Маленькая,худая, в больших очках. Типичная пигалица, а пишет такие репортажи. Откуда,интересно, такие берутся? Нужно было видеть выражение ее лица, когда на неенадевали бронежилет. Она все время поправляла очки и спрашивала, когда ей дадутпосмотреть наше оружие. Михалыч, конечно, оружия ей давать не стал. Вернее, несобирался давать, пока не появился полковник Горохов. Журналистка полезла сэтой просьбой к нему, и полковник выразительно посмотрел на Михалыча. Михалыччертыхнулся достаточно громко и распорядился, чтобы этой прилипчивой тянучкепоказали наш пистолет. Обычный пистолет безо всяких наворотов. Правда, ондобавил, чтобы выдали пистолет с полной обоймой. На нашем жаргоне «полнаяобойма» означает пустышку. Сергей так и понял Михалыча, протянув журналисткепистолет с пустой обоймой. Конечно, по тяжести оружия можно почувствовать, естьли там патроны, но она была вполне счастлива и этим, так ничего и незаподозрив.

Она схватила оружие с таким видом, словно уже сейчассобиралась выходить на бандитов и палить от бедра, как делают ковбои.

Я недавно смотрел фильм, где женщина-ковбой стреляет лучшемужчин.

Конечно, это вранье, но вранье интересное. Наша журналисткадаже не подозревала, что сначала нужно научиться реагировать на опасность,верно ее оценивать, а уже потом хвататься за пистолет. Быстрая стрельба хорошатолько в приключенческом фильме, в нашем деле она может быть смертельноопасной, когда вместо врага можешь попасть в товарища. Она рассматривалапистолет минуты две и потом вернула его Сергею.

По-моему, полковник понял трюк с оружием и строго посмотрелна Михалыча. Но ничего не сказал. Операция предстояла сложная. Мы искалиКоробка по всей Москве. Два раза он от нас уходил, и вот теперь мы получилиинформацию, что он скрывается у одной своей подружки в Центральном округегорода. Мы про Коробка к этому времени многое уже знали. И хорошо понимали, чтоодин он там не будет. Вообще, это был своеобразный бандит. Бывший сотрудникмилиции, погоревший на взятке, он восемь лет провел в колонии Нижнего Тагила,куда ссылали в советское время сотрудников милиции и прокуратуры, приговоренныхк разным срокам наказания.

В обычную колонию таким ребятам нельзя. Их сразу «на перо»брали, убивая в туалете, или, в лучшем случае, насиловали всем бараком. Оченьне любили в блатной среде бывших сотрудников правоохранительных органов,попавших за решетку. Поэтому для таких заключенных были специальные лагеря. ИКоробок отсидел там восемь лет, пока не вышел в первый раз. Его, конечно, никтообратно на работу брать не собирался. Но ведь образование-то у него быломилицейское, куда ему было податься? Пришлось ему идти маляром в какую-тошарашкину контору.

А через два года сорвался человек и оказался замешан вистории с крадеными вещами. Ему еще один срок дали, только отсидел он на этотраз в обычной колонии.

Вот там он и развернулся. Говорят, два раза его чуть было неубили. Но разве такого убьешь. Его Коробком за фамилию называли. Коробков былаего фамилия, а на самом деле его должны были называть Шкафовым или чем-то вэтом роде. Он был ростом за метр восемьдесят и с такими бицепсами, накачаннымив армии, что запросто несколько противников мог уложить. Он был спортсменом, вармии служил в десантных войсках и в лагере оказался не самым слабым.

Рассказывают, что однажды его вызвал на бой один вор взаконе. Что у них там случилось, не знаю, но только на следующий день у бараканашли двоих «шестерок» с переломанными руками. А этого авторитета Коробок нетронул, знал воровские законы, за смерть вора ему отвечать пришлось бы. А наследующий день собрались авторитеты в зоне и постановили считать Коробка своим.

Третью и четвертую отсидки он получил за грабеж, организациюбанды, покушение на убийство и тому подобные преступления — целый букет; И впоследний раз вышел на свободу в начале девяностого. Вот с тех пор и гуляет. Понашим данным, за ним уже столько набралось, что на три «вышки» тянет. Но он всееще гуляет и никак не попадает в наши облавы. Дважды мы его едва не взяли, ноон уходил, а мы ребят теряли. Он ведь один никогда не бывает. Двое-трое«шестерок» всегда при нем.