— Он развелся сразу после того, как получил эту квартиру, —пояснила его сестра, — семья здесь никогда не жила. Они формально были в бракемного лет, но фактически не жили вместе. Вы же знаете, тогда не разрешалиразводиться ответственным сотрудникам центрального аппарата. Вот он и вынужденбыл не оформлять свой развод до восемьдесят седьмого года. А квартиру онполучил в восемьдесят третьем.

— Это его библиотека? — спрашивает Михалыч, видя, как ядостаю книги. У него взгляд наметанный, он все замечает.

— Не совсем. Здесь есть и мои книги. Мы с ним живем давновместе.

Значит, Толстой и Горький не писатели ее брата. Это, скорее,ее кумиры.

Но я уже смотрю другую полку, где лежат фотографии. Целаяпачка фотографий. Я лениво перебираю ее, скорее для проформы, чем понеобходимости. Какая мне разница, у кого на коленях он сидел в детстве или скакой девушкой любил фотографироваться. Здесь в основном семейные фотографии. Авот в другом альбоме лежат более поздние фотографии. Я показываю Михалычу, итот кивает, чтобы я все проверил. Из другой комнаты доносится неясный шум. НаБессонова еще можно положиться, он действует аккуратно, а вот Ион в квартире,что слон в посудной лавке. Лучше бы мы взяли Зуева.

— У вашего брата были близкие друзья? — спрашивает Михалыч.— Он не говорил вам, куда он сегодня пойдет?

— Нет, не говорил.

— А вы не спрашивали?

— Конечно, нет. Это было его личное дело. Мы уже не в томвозрасте, когда нужно контролировать друг друга.

— Но он часто уходил по ночам? — настаивает Михалыч.

— Нет. Почти никогда. Но иногда уходил. У него была женщина,у которой он оставался ночевать.

— И он не предупреждал вас?

— Иногда предупреждал, — горько отвечает она.

Я продолжаю листать альбом.

Почему у всех его друзей такой нагло-самоуверенный вид. И увсех одинаковые костюмы. Словно все они вышли из инкубатора. Впрочем, раньшетак и было. Все мы, советские, были как инкубаторские. Вот на одной карточкепогибший в поездке за рубежом. Все тридцать человек стоят в темных костюмах, ивсе строго смотрят в объектив.

— А сегодня ночью он вас предупреждал? — не унимаетсяподполковник.

— Он сказал, что задержится. Обещал вернуться поздно. У негоесть, были свои ключи, и поэтому я легла спать, даже не думала… даже не думала…что все так случится.

Журналистка, слава Богу, ничего не записывает, но я думаю,что в ее сумочке есть и магнитофон, который она уже включила. Она слишкомподозрительно держит сумочку на коленях и бережно перекладывает ее, когда хочетпоменять позу. Впрочем, сестра хозяина дома ничего не замечает. А я продолжаюлистать альбом. Кажется, я успел ознакомиться со всеми друзьями и сослуживцамиСкрибенко. На одной карточке он даже сфотографировался с одним из тех деятелей,портреты которых украшали стены домов в праздничные дни. Правда, хозяин дома неодин. Там более ста пятидесяти человек, и среди них, на заднем плане, — хозяиндома.

— Вы не догадывались, куда он мог поехать? — спрашиваетподполковник, и в этот момент я, перевернув страницу альбома, вдруг ошеломленноподнимаю голову. По моему виду Михалыч понимает, что произошло нечтоневероятное, и осторожно делает три шага в мою сторону. Сейчас главное сделатьтак, чтобы ничего не поняла эта журналистка. Я переворачиваю страницу и быстроперебираю фотографии. Так и есть. Эта самая фотография. И, видимо, снятаясовсем недавно.

Михалыч уже стоит рядом со мной.

— Нет, не догадывалась, — отвечает сестра хозяина, иподполковник берет у меня фотографию. Он все-таки молодец. На лице не дрогнулни один мускул.

Просто он внимательно смотрит и кивает, словно ждал именноэтого доказательства. Из соседней комнаты выходит Петрашку.

— Нашли несколько любопытных документов, — говорит он, чутьрастягивая по привычке слова. Журналистка насторожилась. Я так и думал, что всумочке у нее магнитофон: она быстро сует туда руку. Видимо, экономит пленку,надеется, дурочка, нас перехитрить. Она даже не догадывается, что подполковникможет все понять. И не знает, что все равно не вернется с этой пленкой домой.Она исчезнет из сумочки, а потом ее пришлют ей с нарочным. Через несколькодней, когда уже можно будет обо всем говорить. Но эта фотография… Наши ребятаеще не знают, что произошло, а я пытаюсь скрыть свое смятение под маскойравнодушия. Фотография меня потрясла. Мне казалось, что я уже ко всемуравнодушен. И даже не удивлялся, когда застал столь ответственного товарища изКабинета Министров в ночной компании с Коробком и его ребятами. Нофотокарточка… На ней снялись наш погибший хозяин дома и… кто бы вы думали?

Сам полковник Горохов, наш непосредственный начальник икуратор. И либо это галлюцинация, которой я никогда не страдал, либо мы напороге самого громкого скандала в нашей среде. Интересно, как полковникобъяснит появление этой фотографии?

Увидев фотографию, подполковник Звягинцев не сказал нислова. Он помнил и о журналистке, и о сестре погибшего Скрибенко. Звягинцев,подумав немного, положил фотографию обратно и сказал, обращаясь к хозяйке дома:

— Вы не будете возражать, если мы заберем этот альбом сфотографиями?

— Вы хотите забрать все фотографии? — встрепенулась женщина.

— Нет, конечно, — быстро ответил подполковник, — достаточнобудет, если мы заберем десять-двенадцать штук: они будут нужны для последующегоопознания вашего брата. — Он сказал первое, что пришло в голову, но женщинадаже не стала прислушиваться к его словам, а вот журналистка удивленнопосмотрела на подполковника.

— Заканчиваем, ребята, — твердо сказал подполковник, —составьте протокол выемки. Я думаю, нужно отобрать несколько фотографий.

Шувалов кивнул, понимая, что в числе изъятых должнаоказаться и эта фотография. Бессонов подошел к столу.

— Нашу журналистку можешь использовать в качестве понятой. Ипригласи кого-нибудь из соседей. — Звягинцев отошел к окну и достал сигареты.Потом, спохватившись, обернулся к Бессонову. — Пронумеруйте фотографии, и пустьхозяйка дома распишется.

— Пригласите Константина Гавриловича, — предложила женщина,— он встает в шесть утра и делает зарядку. Это бывший генерал пограничныхвойск. Он живет над нами.

— Пригласи, пригласи, — разрешил Звягинцев, устало посмотревна часы.

Было уже без пятнадцати Шесть. Звягинцев вышел на лестничнуюплощадку, чтобы выкурить сигарету. За ним вышла журналистка.

— Вам на самом деле так нужны фотографии погибшего? —спросила она, искоса взглянув на подполковника.

— Конечно, — невинным голосом ответил Звягинцев, —фотографии всегда нужны. Нам еще намылят голову за то, что этот ответственныйсотрудник Кабинета Министров выбросился из окна.