«И вдруг ее лицо становится великолепным лицом Медузы,которое я когда-то так любил: исполненное ненависти, перекошенное, ядовитое.Анни меняет не выражение, она меняет лицо, как античные актеры меняли маски — вмгновение ока. И каждая из этих масок призвана творить определенную атмосферу,задавать тон тому, что последует. Маска появляется и остается неизменной,покуда Анни говорит. Потом маска спадает, отделяется от Анни».

«Тошнота». Жан Поль Сартр

Если вы стелете постель, то обязательно должны в нее лечь.

Английская поговорка

Когда пройдет несколько лет, он будет часто вспоминатьименно это дело. Возможно, оно было по-своему уникальным, единственным в своемроде. Возможно, ему никогда не приходилось сталкиваться с таким изощреннымпреступлением. А может, он просто не хотел признаваться самому себе, чтовпервые потерпел поражение в деле, в котором, как он считал, разбирался лучшевсех остальных. Или его поражение было запланировано, так как он отчастипредопределил развитие ситуации, в которой оказался в результате расследованияэтого дела.

В этот осенний день Дронго читал новую биографию Черчилля,изданную в Лондоне. Он недавно заказал себе эту книгу и теперь с интересомузнавал массу прежде неизвестных ему подробностей о жизни выдающегосяанглийского политика. Было около семи часов вечера, когда ему позвонил ЭдгарВейдеманис, его напарник и друг, который помогал ему все последние годы.

— Тебя ищет один очень известный человек, — сообщил Эдгар сосвоим неистребимым латышским акцентом.

— Надеюсь, что не президент России, — пошутил Дронго, — мнебыло бы трудно ему отказать.

— Почти такой же известный, — в тон ему ответил Вейдеманис.— Это руководитель российских кинематографистов. Никита Симаков. Самыйизвестный российский режиссер в мире.

— Я хорошо знаю его отца, — ответил Дронго, — и дажестаршего брата. Мы несколько раз встречались. Но с Никитой Симаковым не знаком.Хотя все его фильмы, конечно, видел.

— Он хочет тебя увидеть, — сообщил Эдгар. — Уже два разазвонил его помощник. Просят дать твой прямой номер. Либо мобильный, либогородской.

— Если просят, нужно дать. А какое дело у них может быть комне? Я не совсем понимаю…

— Я тоже не понимаю. Но если ты разрешишь, они сейчасперезвонят тебе.

— Валяй, — согласился Дронго. Он убрал книгу и положилтрубку, ожидая звонка.

Через минуту действительно раздался звонок. Он снял трубку иуслышал характерный знакомый голос известного режиссера.

— Здравствуйте, — сказал Симаков. — Это господин Дронго?Извините, что я вас так называю. Но мне рекомендовали обращаться к вам именнотаким образом.

— Да, — ответил Дронго, — добрый день, господин Симаков. Явас узнал. Ваш голос очень похож на голос вашего отца.

— Знаю, знаю, — немного певуче сказал режиссер, — вы с нимхорошо знакомы. Он мне говорил. Должен сказать, что он очень высокого мнения оваших способностях.

— Спасибо. Я ценю его доброе отношение…

— И поэтому я, собственно, вам и позвонил. Нам нужно встретитьсяи переговорить. Когда это можно сделать?

— Когда хотите. Я готов встретиться с вами в любом месте и влюбое время.

— В данном случае у меня к вам важное дело, и поэтому высами можете выбрать территорию, на которой, так сказать, состоится наша встреча.

— Мне все равно. Но разговор пойдет о деле, которое имеетотношение к моей профессии?

— Безусловно.

— Тогда давайте встретимся на проспекте Мира. Там у наснебольшой офис.

— Я бы не хотел, чтобы нашу встречу как-то зафиксировалипосторонние люди. Может, в каком-нибудь ресторане?

— Тогда в «Пушкине» на Тверском бульваре.

— Почему именно «Пушкинъ»?

— Я знаю ваши пристрастия. И ваш любимый ресторан.

— Интересно. Вы специально готовились к разговору со мнойили действительно знаете?

— Когда в Москве проходит Международный кинофестиваль, обэтом обычно пишут все газеты. Вы, как правило, приглашаете туда своих гостей.

— Не читал. Но все равно интересно. Значит, все-таки в«Пушкине»?

— Я боюсь, что ресторан вообще не лучшее место для подобныхразговоров. Можно в каком-нибудь закрытом клубе, но вы хотите сохранитьконфиденциальность. Тогда лучше у меня дома. Завтра в семь часов вечера. Есливы сможете…

— Конечно, смогу. Обязательно приеду.

— Запишите адрес.

— Не нужно. Я знаю ваш домашний адрес. Я тоже готовился квстрече с вами.

— Тогда до завтра…

— И вот еще что… Одна просьба. Я знаю, что вы обычнопринимаете гостей в присутствии своего помощника господина… такая сложнаялатышская фамилия… Вейдеманиса…

Очевидно, режиссеру кто-то дал записку с именем Эдгара.

— Да, он мой напарник.

— Понимаю. Такое своебразное повторение Шерлока Холмса и егососеда по квартире доктора Ватсона. Только у меня к вам большая просьба.Давайте обойдемся завтра без Ватсона. Дело касается не меня лично, а я далслово, что о нашем разговоре никто не узнает. Вы меня понимаете?

— По-моему, вы узнали обо мне все, что можно было узнать.

— Вы известный частный детектив. Поэтому собрать информациюо вас было нетрудно.

— Хорошо. Я буду завтра вечером один.

— Превосходно. Значит, мы договорились. Завтра вечером я квам заеду. До свидания.

Дронго положил трубку. Странный звонок. О чем можетпопросить его известный режиссер. И почему такая непонятная секретность. Онперезвонил Эдгару и коротко пересказал ему разговор со своим предыдущимсобеседником.

— Возможно, это имеет отношение к иностранным актерам илипартнерам, что-нибудь конфиденциальное, о чем никто не должен знать, —предположил Вейдеманис.

— Он не хочет, чтобы его даже видели вместе со мной, —задумчиво сказал Дронго. — Наверное, кто-то обратился к нему с подобнойпросьбой.

— Завтра все узнаешь, — рассудительно заметил Эдгар.

На следующий день, в три минуты восьмого, раздался звонокрежиссера от подъезда его дома. Дронго уже предупредил сидевших внизуохранников, что к нему приедет гость. В его московском и бакинском домах в подъездахдежурили сотрудники охраны. Он намеренно выбрал дома с охраной, в них можнобыло чувствовать себя в относительной безопасности. Кроме того, пространствовокруг дома и в гараже просматривалось при помощи видеокамер.