Китинг Блэквуд пробудился ото сна с внезапностью ружейного выстрела. В комнате кто-то был. Тот, кого он не звал.

Не открывая глаз, Китинг осторожно пошевелился, чтобы сунуть руку под подушку, и стиснул пальцы на рукоятке спрятанного там ножа.

— А известно ли вам, что уже полдень? — послышался чей-то голос.

Разжав пальцы, Китинг открыл глаза и сел. В полумраке спальни он едва различал фигуру, направлявшуюся к ближайшему окну, скрытому за плотными темными шторами.

— Минутку. Нет!.. — Слепящий дневной свет ворвался в комнату. И казалось, луч солнца вонзился Китингу в череп.

— Черт подери, Фентон! — рявкнул он, зажмурившись. — Какого дьявола? Что вы здесь делаете?!

— Ищу вас. Мне необходима ваша помощь.

— Тогда задерните эти треклятые шторы и посидите в гостиной, пока я не выйду к вам.

— Замечательно. Кстати, фонарь под глазом, которым вы щеголяете, просто бесподобен.

— Видели бы вы его автора!

Зашуршала тяжелая ткань, и в спальне снова стало темно. Когда Китинг снова открыл глаза, яркие алые точки по-прежнему роились перед ними, но по крайней мере он уже не чувствовал настоятельной потребности вывернуться наизнанку.

— И попросите Барнса принести чаю, да пусть возьмет чайник побольше, — добавил Китинг, прижимая край ладони к вискам.

— Я не хочу чаю.

— Зато я хочу. Ступайте!

Оставшись в спальне один, Китинг разыскал в шкафу рубашку и брюки, которые надевал, стараясь не делать резких движений. Сапоги стояли у двери, но он пренебрег ими, так же как сюртуком и жилетом, еще с вечера заботливо выложенными для него Пиджоном. Бросив взгляд в сторону двери, он немного помедлил, затем взял свежевыглаженный шейный платок и повязал им голову (при толике везения эта повязка не даст разлететься на куски его черепу вместе со всем содержимым). Видит бог, пора отказаться от привычки пить русскую водку — или чем там его напоили накануне.

— Решили податься в пираты? — осведомился Фентон, когда Китинг, пошатываясь и держась за стены коридора, наконец-то доплелся до гостиной. — Могли бы надеть хотя бы шлепанцы…

— У меня их нет. — Китинг доковылял до дальнего окна, задернул шторы и уселся напротив кузена. — Рискуя показаться недоверчивым, все же спрошу: с чего вдруг вам понадобилась моя помощь? Только будьте любезны — покороче. Я в любую минуту могу испустить дух.

— Зачем мне понадобилась ваша помощь? — переспросил Стивен Поллард, маркиз Фентон, не сводивший с Китинга глаз. — Понимаю, вы избегаете Лондон. Но ведь наверняка читаете газеты…

— Да, Лондон избегаю. Да и какого дьявола мне читать о нем?

Барнс внес поднос с чайной посудой, тут же наполнил чашку и, положив в нее пять кусочков сахару, подал хозяину.

— Благодарю, — кивнул Китинг дворецкому и медленно, с наслаждением сделал большой глоток.

— К чему эти хлопоты с чаем? — Фентон пожал плечами. Налив себе чаю, он подчеркнуто церемонно положил в чашку один-единственный кусочек сахару.

Китинг сделал еще глоток. Чай был слишком горячий и сладкий, как сироп.

— А я думал, вы не хотите чаю, — пробормотал он.

Его кузен перевел взгляд на свою чашку и слегка поморщился, отставляя ее.

— Я и впрямь не хочу. Просто попытался выразить свое мнение. Насчет сахара.

— Да, я заметил, — отозвался Китинг. — И был уязвлен до глубины души.

— Мне казалось, сладкий чай, выпитый утром, точнее — в полдень, с похмелья, способен убить любого, — заметил гость.

— Мне с избытком хватило времени и возможностей для опытов. Так вот, сладкий чай очень помогает. Изредка. — Китинг вздохнул и проворчал: — Стало быть, вы не прочь побеседовать о чае? — Он отпил еще глоток, но без особой надежды на то, что резкая боль в голове притупится.

— Вовсе нет. — Кузен покачал головой.

— Вот и хорошо. Потому что это означало бы, что вы проделали долгий путь без сколько-нибудь значительной причины. Может быть, перейдем к делу?

Фентон свесил кисти рук между коленями.

— Да, разумеется. Вы помните лорда и леди Монтшир, а также то дурацкое соглашение, которое они заключили с моими родителями?

Тут Китинг вдруг ухмыльнулся и проговорил:

— Боже, так ей что, уже двадцать один год? И вас коробит при мысли о том, что вы скованы, словно кандалами, с юной девицей, которую ни разу в жизни не видели? Рекомендую вам закрыть глаза и думать… об Англии.

— Ей уже двадцать два. — Маркиз нахмурился. — И если уж на то пошло… Знаете, меня вполне устраивала возможность не тратить прошедшие восемь лет, ухаживая при дворе за другими юными девицами. И вообще, было приятнее воздерживаться от всей этой галантной чепухи. Что может быть удобнее, чем просто назначить дату, явиться в церковь, а потом обзавестись наследником?

— Вас послушать, так семейная жизнь кажется столь же привлекательной, как надгробие. — Китинг снова ухмыльнулся и тут же поморщился, осторожно потрогав пальцем синяк под глазом. Припухлость вроде бы немного уменьшилась. А вчера даже глаз не открывался. — И в чем же тогда состоит ваше затруднение? Или мне самому догадаться? Вы встретились с ней и обнаружили, что она вылитая гарпия? У нее косоглазие? Всего одна нога? У нее…

— Может, замолчите наконец? — перебил маркиз.

— Я просто пытаюсь догадаться… — Китинг пожал плечами.

— Так вот, она весьма миловидна. Чуть больше года назад мой поверенный отвез ей бумаги, и она, а также ее родители, расписались везде, где требовалось. Затем мы дали объявление в газетах, и я прибыл в церковь. Даже вас пригласил посетить церемонию — что, не помните?

— Неужели?.. — Китинг снова пожал плечами. Приглашение, должно быть, затерялось где-то среди пространных писем Фентона — страниц на десять каждое (как будто ему было хоть какое-то дело до того, кто пригласил его кузена на обед и какой именно герцог благосклонно кивнул в его сторону). — Больше года, говорите? И что же дальше?

— Девица сбежала.

Китинг ожидал услышать известие о какой-либо трагедии или иной превратности судьбы, но, услышав такой ответ, в растерянности заморгал.

— Сбежала?.. — переспросил он. — То есть расхотела выходить за вас замуж?

— Если точно, то произошло вот что… Она появилась в дверях церкви в прелестном белом наряде, а потом вдруг развернулась — и бросилась бежать. При этом опрокинула канделябр и чуть не спалила церковь.

Долгую минуту Китинг молча смотрел на кузена. Они росли почти как братья, но за последние лет десять успели отдалиться друг от друга. «Между участью сына маркиза и сына младшего брата маркиза есть кое-какая разница», — часто повторял Стивен. Для Китинга это означало следующее: едва осознав, что ему предстояло унаследовать титул, состояние и земли, Стивен стал настолько высокомерным и нетерпимым, что не выносил присутствия низших рядом с собой. И он, Китинг, навсегда был причислен к этим «низшим».