Сейчас в его глазах не было расплавленного золота, там было желтое месиво дерьма. Он и сам дерьмо!

— Не смей меня трогать! Я предупреждала.

Артур оскалил зубы и, словно тигр, напрыгнул на меня, стараясь прижать к полу.

Я откатилась в сторону, но тут же услышала треск. И этот звук поверг меня в бездну ужаса.

Мой премьерный костюм!

— Скотина! Ты порвал мне костюм! Да как ты…

— Заткнись! Я сейчас и рот тебе порву за то, какая ты стала дрянь! Я для тебя все делал! Ты должна была давным-давно стать моей и просто танцевать. Просто танцевать! — повторил он, сотрясаясь в спазме безумия. Волосы всклочены, взгляд бешеный, одежда растрепана. Это сразу напомнило психа, что почти убил медсестру на моих глазах.

— И поэтому ты отгородил меня ото всех? Зачем?!

— Они никто! Мусор. Отбросы эволюции. Только мы чего-то можем добиться. Ты и я! А ты меня выкинула. Меня! Того, кто всю жизнь вытирал тебе сопли, выслушивал ебаную речь о надуманных проблемах. Меня, того, кто должен вместе с тобой добиться успеха. Сука! — закричал он и резко взмахнул рукой.

Я даже не успела понять, как щеку обжег удар.

— Ты ничего не делал! — проорала я в ответ, и тут же была откинута новым ударом руки, столкнувшись с углом стола. Охнула от боли в боку.

— Ты права, я не сделал. Не сделал самого главного. Я не трахал тебя, хотя давно был должен. Все ждал, когда ты созреешь! А ты, сука ебаная, перезрела. Легла под старика. Ну ничего, я свое возьму.

— Прекрати! Мне надо на сцену! Там ждут люди! — в страхе закричала я, хватаясь за что-то тяжелое и кидая в него.

— Хрена с два! — увернулся он. — Сегодня ты выйдешь на сцену только с моей спермой в пизде или не выйдешь вообще.

С этим он приблизился ко мне.

Пока я размахивала руками, чтобы его отогнать, толкала, била все тем, что попадется под руку, он просто взял меня за лицо одной рукой и приложил затылком об пол. Об паркет. С треском.

Я заверещала от боли. В глазах мигом потемнело, а в голове словно зашумел сломанный телевизор.

Все тело ослабло, налилось свинцовой тяжестью. Я не была способна сопротивляться, когда он переворачивал меня на живот и сдергивал одежду, что-то бурча себе под нос. Только слезы бурным потоком лились из глаз, а мысли устремлялись к Роме.

Что он скажет? Он убьет Артура! Зарежет скальпелем! Забьет ногами!

Я и сама могу его убить, только где взять силы, как преодолеть боль?

К обнаженному телу прикоснулась горячая плоть.

Нет!

Тошнота и отвращение взяли вверх над отчаянием. Я снова закричала и стала брыкаться, пока он старался раздвинуть мне ноги.

Мерзкий, твердый отросток коснулся задницы, и я стала кричать и извиваться еще сильнее, пока рот не закрыла ладонь.

— Заткнись, сука, пока я не выбил тебе зубы, — шипел мне в затылок Веселов и тут же укусил за мочку уха. И снова боль ворвалась в мое сознание. — Сейчас трахну тебя, а Губанова выйдет со мной на сцену. А ты останешься здесь. Обкончанная, никому не нужная. Посмотрим, что скажет на это твой сладенький докторишка.

Я просто завыла, брыкаясь еще сильнее. Нет! Нет! Не может быть! Я не смогу этого пережить!

Сквозь боль и безнадегу я продолжала бороться, думая о Роме, думая о том, что не могу так просто сдаться. Не могу позволить этому ублюдку забрать мою гордость.

Не могу позволить ему себя осквернить и унизить.

Не могу!

Когда пальцы ублюдка все-таки раздвинули мне ноги, а я завыла еще отчаяннее, дверь с грохотом раскрылась. Ее просто выбили ногой. С одного удара.

Господи, спасибо! Наверняка это Рома!

Артура с меня буквально стащили, сбили, как кеглю в боулинге. Меня кто-то поднял за подмышки и толкнул, что удивительно, к Губановой, которая стала, захлебываясь слезами, что-то лепетать и гладить меня по голове.

Сейчас меня больше волновал Рома, но его здесь не было.

Зато был Кира. Он пинал ногами Артура, изо рта которого тонкой струйкой текла кровь.

Афанасьев уже оттаскивал обезумевшего Кирилла.

— Хватит! С ним полиция разберется! Хватит, я сказал. Она в порядке, ее не тронули.

Как это не тронули? Что он такое несет?

Кира мигом оказался возле меня и, не обращая внимания на обнаженное тело, крепко прижал к себе.

— Только скажи, и я убью его. Прямо сейчас убью, — шептал он мне на ухо и гладил по спине.

— Нет, милый. Прошу тебя, не надо. Я не хочу, чтобы из-за меня ты сел в тюрьму.

Но Артура мне было не жалко, и соблазн попросить брата об убийстве был велик. Кира бы убил, ради меня он бы сделал все что угодно.

А вот Ромы здесь не было.

Куча чужих людей: кто-то принес покрывало, кто-то чаю.

Я купалась в этой заботе, нежилась на груди матери и не прекращая плакала.

Ничего не произошло, успокаивала я себя, ничего не произошло.

Кроме того, что меня чуть не изнасиловал лучший друг, а платье для выступления клочками валялось в ногах.

Ничего, твою мать, не произошло!

Истерика снова подступила к горлу и комом встала там, заставляя меня сотрясаться в рыданиях и, качаясь как безумная, выть волком.

— Ничего не произошло. Ничего!

Они заговорили все разом. Артур без сознания валялся в углу, а меня натуральным образом трясло.

Все кончено. Все кончено. И пусть проникновения не было. Теперь каждый знает, что Артур лежал на мне и пытался запихнуть мне в пизду свое мерзкое дерьмо.

Я трясущими руками набирала Рому. Я хотела, чтобы именно он был со мной в эту минуту. Все провалилось. Все прошло не по плану. Я в полной жопе.

И эта сволочь не берет трубку!

— Почему он не берет трубку! — снова закричала я и заметила, как осторожно переглядываются присутствующие.

Они уже считали меня безумной? Ну и пусть.

На глаза попалось окно. Открытое. Третий этаж. Четыре метра.

Можно поломать себе ноги и больше никогда не смотреть этим людям в глаза. Можно просто встать и сделать шаг в бездну.

Меня отвлек голос Олега.

— Все вышли.

— Зачем? — напрягся Кира, но Афанасьев, будучи выше и, что удивительно, мощнее, просто вытолкал его за дверь.

— Вышли, я сказал!

Только мама еще с сомнением смотрела на молодого режиссера и все-таки последовала за остальными, коснувшись пальцами моего заплаканного лица.

— Что? — буркнула я, когда Афанасьев встал напротив и, поправив свои волнистые волосы, убрал челку.