пристыли руки, и зарделись щёки,

Голубыми незабудками светятся глаза.

Это равнодушию и холоду упрёки,

И неверию, что вновь придёт весна.

Где-то высоко лебеди кричали,

Они-то точно знают, что вернутся;

А меня надежды оставляли,

Что с прожитым сумею разминуться.

В уши разные шептали голоса:

Здесь возьми построй, а здесь возьми разрушь,

Они жили мою жизнь, спеленав меня,

А настоящая любовь — это любовь душ.

Поклонились даты, по будням проскользя,

А незабудки мне кричат издалека

Всё одно и то же — не хорони себя,

Она уже в пути, твоя весна.

Я, конечно, выдумал сказочную фею.

И пусть уже недалеко закат багровый,

Я ещё надеюсь, что успею,

Потому что цвет мой — бирюзовый.

Брошенная

Кто сам себе стреляет в воспалённые мозги,

Категорически не верит в сострадание.

Он думает, что разом оплатил свои долги,

И умирает без молитв и покаяния.

Он отказал своей душе в приюте,

Не пустив её в ворота бытия,

Где души очищают от скверны и от мути

И размещают в новые тела.

А она теперь — бродяжка и скиталец,

И ни в ком себя не может поселить.

Он когда-то в своём теле был страдалец,

А её нельзя ни спрятать, ни казнить.

Кто сам себя лишил подобия творца

Из страха жизни и сомнений,

Тому по приговору высшего суда

Отписана судьба на девять поколений.

На потомков ляжет этот камень чёрный,

И корявый грех им каждый Божий день

Будет как вступительный экзамен,

А значит, горьким испытанием для всех.

Душа неубиенная плачет и томится:

Она не может свой приют найти.

И милостиво просит за неё молиться.

Мой Боже, сию чашу мимо пронеси!

В день Николая Чудотворца

Бурлит уха в чугунном котелке,

В нём красным бисером отсвечивает мальма.

Мы лучшее из блюд готовим на костре,

У меня сегодня у огня исповедальня.

Разлита водочка в гранёные стаканы,

На хлеб намазана зернистая икра;

А комары, как злые хулиганы,

Тычутся в затылок и в глаза.

Уже по стланику развесился закат,

Природа здесь живёт, не притворяясь.

И тут самые правдивые тосты говорят,

Глаза не отводя и не кривляясь.

Вот из чайника слегка парок пошёл;

Бурундук очистки от картошки подгрызает.

Я сам к себе сегодня из прошлого пришёл,

Земля родная никого не забывает.

Чайник, закипая, мелко забубнил;

Водочка, как принято, по кругу разливалась.

Всё плохое, что я в жизни пережил,

От этого тепла в тени расплавлялось.

Много всякого гуляет по земле,

Но ничто нельзя начать сначала.

А я хочу, чтобы сегодня мне во сне

Из детства серая кедровка прокричала.

Весть

Город грешен и далёк от рая,

А на ступеньках перехода с площади в музей

Сидела женщина в лохмотьях и босая,

Она просила хлеба накормить детей.

А все мимо проходили, словно наваждение

Из проклятий, наставлений и просто матерков,

Со всей отравой, что с самого рождения

Вкушает каждый житель городов.

Одна женщина крестилась и плевала,

И по дереву панически стучала.

А бездетная, по-видимому, пара

Её просто шлюхой обозвала.

От каждого свои претензии звучали.

Детям говорили — такая Родину предаст,

А в протянутую руку даже грошика не дали,

Наверное, репутацию боялись запятнать.

Он не бывал в блокадном Ленинграде,

И не пришлось ему на зонах голодать;

Он просто к жизни относился как к награде,

И попросил за всех: «Прости нас, мать».

И случилось то, что назовётся чудом:

Рваньё вдруг превратилось в Благостную весть.

Она была Архангелом, присланным оттуда,

И, возносясь, он вострубил: «Надежда ещё есть».

Вместе

Я видел миражи, и был гоним не раз,

Перед закрытыми дверями постоял.

На меня пытались даже делать сглаз:

Я всегда кому-нибудь мешал.

Когда двери всё же открывали,

То старались делать добрые глаза,

Которыми до нитки раздевали,

Пытаясь выведать — со мной ещё душа?

А мы болели вместе и вместе голодали,

Прошли дороги искушений и сомненья.

Нас убивали, а мы опять вставали

Во славу своего предназначенья.

Если в вашу душу сумели наплевать,

Она всегда подскажет, как надо поступить:

На что надо ответить, а что надо простить,

И как промеж людей зло остановить.

Пусть вашими устами говорит душа,

Ведь она не только вместилище утрат;

За неё не прекращается война,

Она — небесной волей присланный солдат.

Мы с ней в объятиях друг друга согревали,

И она умела так красиво петь,

Что смоковницы в пустынях расцветали

И спешили в нужный срок дозреть.

Данность

Кто сказал, что каждому своё,

Что тебе отмерено, тем ты и живёшь?

А может каждому воздастся по делам его,

Это то, что сеешь, то и жнёшь.

Всё для нас вокруг — насущный хлеб:

И любовь детей, и Библии страница,

И алмазный фонд, и просто ширпотреб,

Кузница в деревне и сельская больница.

Если есть на свете в небо лестница —

Это детства твоего библиотека.

Она твоя предтеча и твоя наследница,

Она