И когда совсем не стало мочи,

Трижды покрестись на небеса

И громко крикни: «АВВА ОТЧЕ»!

Печаль

Сегодня ранним вечером ко мне зашла печаль,

Вся в свете утончённых очертаний.

Она по-женски поздоровалась и скинула вуаль,

Слегка качнув волну благоуханий.

Она сегодня в музыкальном настроении,

И готова спеть либретто к «Свадьбе Фигаро».

И я сажусь за клавиши в почтении,

И начинаю в полутоне с ноты До.

Печаль, как календарь воспоминаний,

Она в первых поцелуях и жестоких тумаках,

Она вплеталась в паутину расставаний

И в поступки, что вершились впопыхах.

Она была в осаде, и в атаке,

И в полном отрицании в минуты исступлений.

Она всегда мне подавала знаки,

Пытаясь охлаждать накалы намерений.

Печаль, она и в смехе и в слезах,

В недоумении и умении пережить,

Она и рядом, и на дальних берегах,

Она умеет отойти и отпустить.

Поблёскивают клавиши, оплавлена свеча,

За окном темнее и темней.

Печаль сама уходит по дням календаря

И потихоньку просит закрыть за нею дверь.

Понять

Бессарабский рынок мается жарой,

На Крещатике каштаны солнцем зализало.

В тени большой рекламы с рыбкой золотой

Красивая цыганка мне карту стасовала.

Колода — словно пригоршня сыпучего песка,

А мне казалась Книгой Перемен.

Бусы цвета крови и чёрная коса,

Сегодня мне гадает красавица Кармен.

Но она сидит, как в винограднике гюрза,

И пророчит те же самые дела:

Червонному валету опять казённый дом

И на дальних пересылках чайник над костром.

И говорит, что надо принимать свою судьбу,

Ведь все тяжести рождаются из собственных грехов,

А я свой смысл и искупление найду

За колючей проволокой и скрежетом замков.

Мне вчера и в Лавре то же говорили,

Что надо каяться и горячо молиться.

Я помнил, что меня ребёнком покрестили,

А потом по правилам детдомовским учили.

Наверное, каждый помнит, что и как прошёл,

Но никто не знает, что ещё осталось.

Никто ещё свой срок не перешёл,

И что такое жизнь понять не получалось.

Почему?

У неё глаза ресницами прикрыты,

А из-под них стекла слезинка счастья.

Она танцует танго рио-риты,

И её целуют в оголённые запястья.

Саксофон и скрипка источают нежность,

И будто босиком по сини васильков

Танцуют две сестры — любовь святая

                    и святая верность,

И светятся кресты церковных куполов.

Не ищите меры у блаженства,

Слейтесь в поцелуе страстными губами.

Лишь тогда приходит совершенство,

Когда музыка становится цветами.

А ещё любовь умеет миром управлять,

И пускай не кончится танго рио-риты.

Только не забудь, за что можно умирать,

И почему была не принята жертва Маргариты?

Птенец

Уже помойка стала ночью подмерзать,

Но её вороны с утра когтями шуровали,

Они, как волки, на котов рычали,

А те как будто их не замечали.

Целлулоидную куклу с потёртой краской на губах

Кто-то ночью выбросил в помойку,

Она была без платьица, но в розовых носках,

Видно даже куклы платят неустойку.

На растянутой резинке болтается рука,

А синие глаза, временем побитые,

Откуда-то глядят, издалека,

Как праздники, давно людьми забытые.

Ворон в непонятках смотрит на неё,

Он над ней навис, как нависает мрачный жнец.

Он не может разделить чужое и своё,

Понимая, что в помойке — человеческий птенец.

Старенькая бабушка куклу подобрала,

Тряпочкой протёрла и спрятала в кошёлку.

Она, наверно, ей напоминала,

Что когда-то таким призом награждали комсомолку.

Нам теперь придётся в своих помойках рыться,

Чтобы не распалась связь времен,

И пытаться в прожитом чему-то научиться,

Ведь свободный не бывает от всего освобождён.

Серое

Очень скудные осенние фантазии,

Некрасивые и грязные потёки на домах,

Всё слиплось и смешалось в своём однообразии —

Это как налёт на искусанных губах.

Борода тумана прилипла к фонарю,

И тот в ранних сумерках почти неразличим.

Я сам себя сегодня обману

И буду представляться именем чужим.

Когда сегодня соберёмся на пол-литре,

Хочу назваться Пабло Пикассо,

Чтобы расписать в его палитре

То, что вижу сквозь больничное окно.

А там, на фоне серых театральных декораций,

Фигурки исполнителей теней.

Они не ждут восторгов и оваций,

Отыгрывая пьесу пострашней.

У меня тоже множество болезней,

И из них смертельных — большинство.

Для таких, как я, цвет серости полезней,

В нём сливаются Ничто и Естество.

Я в этом чёрно-белом телевизоре

Всё время свою музыку ищу.

Вы только не забудьте о любимом композиторе,

Если до весны не доживу.

Сказка

На поле Чудес, в стране Дураков

Собрался митинг в поддержку Буратино.

Пришёл народ с кисельных берегов

И двое грустных Арлекинов.

Чиполино с девочкой Мальвиной,

Страдающий Пьеро и зайка-попрыгайка,

Даже целых два простолюдина

И персонаж из сериала «Угадайка».

Пиявочник припёрся с порванным сачком,

Кот Матроскин с Колобком и Айболитом,

И, конечно, Золушка с Иваном-дурачком,

А ещё Дюймовочка с Незнайкой — сибаритом.

Усатый Бармалей истошно заорал,

И солдаты Урфин