– Кассета номер один, 15 сентября, 2010 год. Несси. Тебе удобно? Подвинуть кресло ближе к столу?

– Нет, спасибо. Так хорошо.

– Попробуем начать (мужчина шелестит страницами блокнота). Хочешь, я буду задавать вопросы, либо ты сама рассказывай…

– Курить тут можно?

– Дыми сколько душе угодно. А я завистливо подышу. Бросил год назад, поклялся на Библии.

– Неплохие условия для сумасшедшей.

– Несси, давай договоримся на берегу. Никто не считает тебя сумасшедшей. Окружающие воспринимают твою выходку как этакий эпатаж, вызов нашему материальному обществу. Скажу тебе по секрету: твои друзья уже потратили кучу денег, чтобы откупиться от тех, кого ты обокрала. И если бы ты с самого начала подтвердила теорию «личного бунта», то загорала бы сейчас где-нибудь на Мальдивах. А так мы боимся рецидива. Говорю тебе честно – никто не знает, что дальше взбредет тебе в голову. Даже ты сама. Поэтому придется провести в клинике несколько дней. Я буду постоянно рядом. Принес вот пижаму, чтобы ночевать в соседнем кабинете.

– Ты, доктор, самый обычный человек, поэтому не понимаешь, во что ввязался. Мальдивы-рецидивы. Я бы на твоем месте бегом бежала отсюда. Пока не поздно. Они все равно вытащат меня – не помогут ни железные двери, ни решетки на окнах. А когда Марат узнает, что я пропала, он убьет тебя.

Женщина молча курит, неподвижно глядя в точку перед собой. Доктор откашливается.

– Я немного поиграю в следователя. Начнем еще раз. Ты украла в гостях наручные часы, чтобы привлечь к себе внимание? Так?

– Типа того. Однако боюсь, что объяснять все это слишком долго и скучно.

– Ясно. Ты не доверяешь мне. Я бы и сам не доверился человеку с небритой рожей. Но твой муж вытащил меня из постели. Я еле зубы успел почистить. Сказал, что тут вопрос жизни и смерти.

– Врет. Исключительно вопрос смерти.

– И все-таки. Мне хотелось бы услышать от тебя подробную историю произошедшего, чтобы составить себе хотя бы приблизительную картину твоего заболевания, нервного срыва, психоза… Назови это как хочешь. Пока что мы блуждаем в темном лесу твоего подсознания со свечкой в руках. И, увы, Неша, мы не выйдем из него до тех пор, пока ты не расскажешь мне все в мельчайших подробностях. Не важно, сколько это займет времени. Я готов ждать ближайшие сто пятьдесят лет.

– Ты, может, и готов, но не Марат. Его время заканчивается, и он очень, очень торопится. – Женщина делает глубокий вдох. – Ок. Пиши – пациентка намеренно украла часы. Но не для того, чтобы получить вещь в собственность, а для того, чтобы оказаться тут, в палате с зарешеченными окнами и воняющим хлоркой туалетом.

– Уже интересно. Зачем тебе это понадобилось?

– Я хочу прекратить свой путь. Пришло время остановиться. Необходимо, чтобы ты понял, что кража дурацких часов не была экстремальной выходкой в духе Вайноны Райдер. Ей предшествовала странная и страшная жизнь в мире вещей. В мире, который отобрал у меня все. И если у тебя действительно есть время, то перед уходом я расскажу эту историю от начала и до конца. Внимай же каждому слову, чтобы передать потом эти записи Марату. Это последнее, что ему надо от меня. В ином случае мое самое лучшее фото давно бы красовалось на кладбищенском монументе. Марат даже показывал эскизы – все в мраморе, а сверху сидит белый лев.

– Лев? Почему не ангел?

– Это его тотемное животное. Его и прочих богатеньких идиотов, которые мечтают о такой могиле всю жизнь. Но тебе она не светит.

– Почему?

– Ты бесхребетный. Ни рыба ни мясо.

– В смысле?

– Топчешься на границе между принципами, как безработный на коврике будущего начальника. Из тех, кто всегда завидуют подлецам, но сами стать подлецами не могут. Кишка тонка. И мамино хорошее воспитание мешает. Поэтому ты, прикрываясь мнимой добродетелью, трешься около таких монстров, как Марат. Это твоя жена?

(Пациентка берет со стола фотографию в рамке.)

– Да.

– Красивая. Но она скоро бросит тебя. Именно потому, что ты – унылый слизень. С утра до ночи она станет выедать твой спинной мозг. Точить его маленькими остренькими зубками, как куница. Кричать о том, что выходила замуж «за подающего надежды». Посмотри же кругом, милый! Все богатые мучаются совестью, а в церковь не ходят – страшно. Боженька за такие дела по головке не погладит. А психиатр за денежки погладит тебя везде, где только пожелаешь. В самых труднодоступных местах. И вот теперь ты дошел до того, что трясешься, как облезлая болонка, перед Маратом. Потому что твоя жена этого хочет. Она и эйдосы.

– Жестко. Положи, пожалуйста, фото на место.

(Доктор пьет воду, переставляет камеру.)

– Так что с кражами? Это такая игра, насколько я понял?

– В смысле?

– Я говорю об играх, которые будоражат сексуальную фантазию. Например, в фильме «Автокатастрофа» герои любили заниматься сексом после аварии. И специально создавали для этого на дороге катастрофы. У вас не так?

– Нет, секс в моей истории идет как побочное явление. Как способ поделиться энергией вещей, если она переполняет тебя. Но такие вещи редко попадаются, чтобы хотелось делиться ими. И потом, чем больше поглощаешь, тем ненасытнее становишься. А чем ненасытнее, тем жаднее. Так что делить мне с Маратом особо было нечего. Хотя вещей мы сожрали вместе и по отдельности – мама не горюй. Можешь сразу пометить себе, что эти часы, кража которых так взбудоражила общественность, были уже тысячными в длинном списке моих (или чужих?) вещей. Я давно перестала их считать.

– Уверен, ты вспомнишь самые первые.

– О да, пожалуй. Это как первые десять мужчин. Они запоминаются довольно ярко, тогда как остальные смешиваются в общем потоке слов, алкоголя и голых тел. Но что ты хочешь услышать конкретно?

– Вспомни, с чего все началось? Вспомни себя в тот момент. Что ты делала, о чем думала, какое время года было…

(Женщина задумчиво курит, потом гасит сигарету и закуривает еще одну.)

– Давай вытащим из тебя файл под названием «первая кража». Сядь спокойно, облокотись и вспоминай. Какой это был день недели?

– Кажется, среда… Я всегда по средам сдаю отчеты в банке.

– Какая была погода, что ты делала в тот день, о чем думала? Закрой глаза и перенеси себя туда.

– Погода в тот день выдалась на редкость ужасная. Над бедными горожанами с утра до ночи кружили бешеные бури, а диктор по радио не уставал талдычить про «штормовое предупреждение, опасное для жизни». Я помню, что была у себя дома, еще в старой квартире на седьмом этаже, и смотрела из окна на то, как с крыши срываются и с диким грохотом падают вниз пласты железа. Я думала о том, что будет, если я выйду на улицу. В такой ситуации, говорят, надо расслабиться и позволить ветру подхватить тело, чтобы в свободном полете пронестись над землей. Тогда ничего страшного с тобой не случится. Знаешь, это как катание на волнах. Ты любишь волны? Кто-то расслабляется, и волны качают его вверх-вниз, словно в колыбели, а другой купальщик орет от страха, как резаный петух, и волны обдирают его до крови лицом о колючую гальку. Я помню, как решила начать свой полет с детской горки. Она стоит у нас во дворе, в самом центре небольшого колодца из сталинских домов. Старая советская горка с деревянной крышей, этакий большой скворечник для детей. На ней давно уже никто не катается, отовсюду торчат ржавые гвозди, а нижняя часть сгнила и выпирает угрожающим ржавым остовом. В основном там проводят время подростки, дымящие дешевыми сигаретами, или местные алкаши. Но в тот день никого из них и близко не было. Ветер крушил все подряд, и попадаться ему на пути было небезопасно. Как только я заберусь на крышу облезлого деревянного домика, ураган подхватит меня как пушинку и унесет на небо. А затем, покружив в диком танце с грозами и дождями, вернет на землю. Новую. В ином качестве и состоянии. По крайне мере уж точно без раздробленного на миллион кусочков сердца.