Михаил Эм

Время кенгуру 2

Глава 1

Я, в окончании старых и начале новых приключений

Толстый выхватил из сумки диск с отверстиями и заскреб когтистой лапой. Из диска вырвался тонкий зеленый луч и сейчас же закрутился спиралью, после чего принялся ощупывать пространство. Нащупав мерцающую и облезающую клочьями протечку во времени, луч скользнул внутрь нее и взорвался изнутри зеленоватыми блестками. Протечка во времени на глазах начала уменьшаться и таять, исходящий из нее световой луч немедленно поник и побледнел.

— Мы уходить! — сказал, обращаясь к нам, Толстый.

Он сунул хвост Пегого, продолжающего истекать кровью, в первертор, и Пегий начал размягчаться. Вскоре отличить его непострадавшие органы от продырявленных стало решительно невозможно.

— Он выживет? — спросил я у Толстого.

— Выжить, выжить, — обрадовано закивал Толстый. — Это не полный швахомбрий, это мелкий ерундаторий. Благодарить вас за найтить протечка. Мы связаться с вами, когда новый протечка во времени.

— Спасибо, не надо, — отказался я.

Толстый, отправив в макромир раненого Пегого, сам уже размягчался и вскоре полностью всосался в первертор.

Световой луч продолжал бледнеть, поэтому я включил фонарик от айфона, чтобы в подробностях рассмотреть поле прошедшего сражения.

Люська, кинувшаяся под выстрелы спасать Пегого, не пострадала. Вид у нее был не ахти: платье укорочено до колен, губы густо накрашены. В таком виде Люська здорово напоминала Сонечку Мармеладову во время первого выхода на панель.

Сам я был ранен в левую руку, но чувствовал себя относительно сносно и почти не волновался по поводу того, что мне теперь, после устранения протечки во времени, делать: оставаться ли в 1812 году или отправляться в свое время, и если второе, то каким способом?

Граф Орловский был слегка задет пулеметной очередью, но чувствовал себя великолепно. Судя по всему, пережитое приключение взбодрило его ничуть не менее воздушной рыбалки на волжских осетров.

Иван Платонович, переносицу которого покрывала испарина, был жив и тихонько стонал. Рядом сидела Люська, приговаривая:

— Папан, как ты себя чувствуешь? С тобой все хорошо?

Я подошел к родственникам, вытащил из кармана эмоушер и надел на запястье раненого. Айфон выдал пять делений красного язычка пламени и три деления черного.

— Жить будет, — сообщил я жене.

«Это победа? Вселенная вне опасности?» — спросил меня внутренний голос.

«Надеюсь», — ответил я, чувствуя неимоверную, навалившуюся как-то вдруг усталость.

«Что собираешься делать?»

«Не знаю. В первую очередь я намерен выспаться — ночь выдалась слишком бурной. А там видно будет.»

Люси Озерецкая, дневник

На чем я остановилась в прошлый раз? Ах да, на том, что я вылезла из подземного хода и потребовала, чтобы папан и Андрэ прекратили стрелять в друг друга.

Они как будто послушались, но потом пальба началась заново. Я уже совершенно не понимала, кто в кого стреляет. Насколько можно судить, никто никого не победил, потому что Андрэ переговорил с графом Орловским, вызвал из своего черного портсигара милых зверушек, причем сразу обоих: Пегого и Толстого, — чтобы они помогли одолеть стрелявших. Рядом с папаном находился какой-то страшный человек, который попытался меня застрелить, и папан в него в свою очередь выстрелил и убил.

Или это случилось после того, как зверушки поскакали в сторону выстрелов? Да, наверное. Помню только, что в моего любимца Пегого попали несколько пуль, и я, не помня себя, кинулась к раненому зверьку, чтобы оказать ему первую медицинскую помощь.

После этого все быстро закончилось. Андрэ победил, однако папан оказался ранен второй зверушкой, которая ударила его нижними конечностями в грудь. Оставив Пегого, я кинулась к папану и начала приводить его в чувство.

По счастью, с папаном все оказалось в порядке. Он был немного оглушен, но прошептал, что грудь после удара побаливает. Однако, находился в сознании и вскоре смог даже подняться на ноги. После чего, наморщив по своему обыкновению переносицу, принялся наблюдать, как зверушки заделывают протечку во времени и скрываются затем в мужнином портсигаре.

Протечка во времени действительно побледнела и сделалась почти невидимой.

Жалко, конечно, что в нашем 1812 году не будет уже наладонников и силовых дорог. Но Андрэ объяснил, что иначе мы все погибнем во всемирной катастрофе, а именно: вселенная окажется демонтирована ее создателями-кенгуру. Лучше обойтись без наладонников и силовых дорог, чем погибнуть всем человечеством. Как папан не мог осознать такой простой мысли?! Не было бы тогда ни пистолетной стрельбы, ни вражды между папаном и Андрэ, никаких неприятностей.

С моей помощью папан поднялся на ноги и подошел к продолжавшему бледнеть световому лучу и какому-то исковерканному, сползающему клочьями пространству, из которого световой луч выходил. Пространство на глазах принимало все более и более правильные очертания и вскоре должно было окончательно заделаться. Рядом находились Андрэ с графом Орловским, они тоже наблюдали.

— Вы разорили мою семью, князь Андрей, — произнес папан.

— Ну, папан, ну пожалуйста, — взмолилась я. — Тебя предупреждали, от этого зависит спасение человечества.

— Попробуйте жить на зарплату, Иван Платонович, — посоветовал Андрэ. — В конце концов, вы министр государственных имуществ. Неплохо зарабатываете, наверное.

После этого муж крепко обнял меня.

Внезапно протечка, совсем уже бледная, сверкнула остаточным светом, и сквозь нее вывалилась человеческая фигура. После этого протечка во времени угасла без следа. Световой луч втянулся в нее и исчез, как будто его не бывало.

Андрэ с графом Орловским навели на фигуру, выпавшую из светового луча, фонарики. Впрочем, уже рассветало, можно было обойтись без дополнительного освещения. Фигура — а она была женской — поднялась на ноги. По тому, как вздрогнула рука Андрэ на моей талии, я поняла, что женщина ему знакома. Вероятно, выпавшая из светового луча женщина тоже признала моего мужа, потому что ошарашенно воскликнула:

— Ты, Андрей? Нашелся! Что ты тут делаешь?

— А ты? — поинтересовался муж в ответ.

Я заметила, что Андрэ произнес эту фразу немного скованно, но сначала не придала этому значения.

— Пришла к тебе, посмотреть, не вернулся ли. Волновалась же, блин, после твоего исчезновения. Пришла, а под столом хрень световая. Короче, меня засосало.

Я ничего не понимала. Кто куда и откуда вернулся? Кого куда засосало?

— Меня тоже, как видишь, — сообщил Андрэ.

— И где мы находимся?

— В 1812 году.

— Ой, блин!

При чем здесь блины? Я перестала что-либо понимать, но фамильярность, с которой чужая женщина общалась с моим мужем, плюс мужняя скованность настораживали.

— Андрэ, любимый, кто это такая? — спросила я мужа. — Ты знаком с этой женщиной?

Женщина моментально