и приступил к сборам. Через несколько часов самое необходимое было собрано и упаковано в большой наплечный саквояж. В саквояж были положены одежда, желательно на все случаи жизни, еда на первое время (граф рассчитывал добывать пропитание на месте прибытия), лекарства и перевязочные материалы. Пистолеты Орловский рассчитывал нести за поясом. Был соблазн взять с собой автоматическое ружье, использованное Озерецким во время перестрелки в Большой церкви Святого Вольфрама, однако патроны к этому диковинному ружью закончились, и толку от него ввиду закрытия протечки во времени не стало. Тем более что автоматическое ружье было слишком громоздким для переноски.

Собравшись, граф Григорий Орловский перекрестился, вскинул на плечи саквояж, сунул за пояс пистолеты и вышел из особняка.

— Петр, подгоняй! — крикнул он кучеру.

В столице, как и в остальной России, силы не было со вчерашнего дня: наладонники у горожан отключались один за другим, и подзарядить их было негде. Разруха наступала, однако разруха была не в пример лучше окончательной погибели, которую сулила протечка во времени. Протечку следовало найти и устранить. Все человечество с надеждой смотрело на Орловского — граф не имел права оплошать.

Петр подогнал экипаж, и Орловский легко в него заскочил, вместе с немалым грузом на плечах. Рессоры экипажа скрипнули и заходили ходуном.

— На Вознесенку! — бросил граф кучеру.

Отправление было назначено на Вознесенке, в фамильном особняке Озерецких, где остановился Андрей со своей супругой, также с прежней подругой из будущего. При мысли о том, как Андрею везет на женщин, граф улыбнулся и крякнул.

Вскоре они приехали. Орловский выскочил из экипажа и отпустил Петра, обронив, что обратно доберется самостоятельно. А когда доберется и насколько самостоятельно, он сам не знал.

На Вознесенке Орловского уже ждали. Во-первых, все любопытствовали поглядеть отправление живого человека в иное время. До этого Озерецкие наблюдали переход кенгуру из микромира в макромир, но человеческое путешествие во времени сулило иную картину. Во-вторых, сразу после отправки Орловского должна была состояться отправка Андрея с его подружкой в отдаленное будущее. С мужем желала отправиться прелестная Люсьена, но Орловский подозревал, что ей придется выдержать непростой разговор с Иваном Платоновичем. Впрочем, графа милые семейные подробности волновали мало: мыслями он уже пребывал в путешествии.

В гостиной находились сам Иван Платонович Озерецкий, также Андрей с женой Люсьеной, также Андреева подружка, случайно попавшая в 1812 год из будущего — кажется, ее звали Катериной, — и горничная Люсьены.

После взаимных приветствий Андрей передал графу черный портсигар, с помощью которого вызывал кенгуру.

— Возьми, Григорий, — сказал Андрей. — Эта штука называется первертор. Кнопка включения-отключения сбоку.

Орловский хмыкнул, засунул первертор в карман и предложил:

— Пожелаем друг другу удачи?

Они обнялись, потом с Орловским обнялась Люсьена, похлопала по рукаву женщина из будущего и даже Иван Платонович пожал руку и попросил не поминать лихом. Теперь, согласно договоренности с кенгуру, следовало вызвать его и попросить перемещения в другое время, страдающее от протечки гораздо более 1812 года.

Орловский положил первертор на стол и нажал кнопку. Из первертора полилась розовая желеобразная жидкость, через несколько минут сформировавшаяся в кенгуру. Этого кенгуру Андрей величал Толстым, хотя зверь был не толстым, а вполне себе упитанным, годящимся как для засолки, так и на хорошее охотничье жаркое.

— Вызывать? — спросил Толстый после того, как формирование закончилось.

— Отправляй меня на поиски протечки, — решительно проговорил Орловский, убирая первертор в карман. — Но смотри, чтобы багаж со мной был, — граф указал на бывший при нем багаж. — Действуй уже, я готов.

— Отправлять, отправлять, — заторопился Толстый. — Стоять здесь, я организовать контролируемый протечка, тебя внутрь засасывать. Ты понять?

— Действуй! — рявкнул граф, предвкушая новые приключения.

— А потом меня с женщинами, в свое время, — напомнил Андрей.

— Барыня! — крикнула горничная и, всхлипывая, полезла обниматься к Люсьене. — Кто же за вами там присматривать будет?

— Всех отправить, — пообещал кенгуру.

Толстый положил под ноги графу Орловскому зеленый шарик, а сам опасливо на него покосился. Зеленый шарик неожиданно завертелся, и пространство под ногами графа Орловского принялось видоизменяться. Граф хотел было дернуться, но сдержался, несмотря на то, что его ноги начали видоизменяться вместе с остальным пространством.

Из образовавшейся пространственно-временной дыры высунулся прозрачный щуп со светящимися отростками и как будто огляделся. После чего стремительным рывком ухватил за ноги очаровательную Люсьену и принялся втягивать в дыру. Вскрикнув, за Люсьену одновременно ухватились ее муж Андрей и ее отец Озерецкий, пытаясь противодействовать прозрачному щупу, который явно ошибся в своих действиях. Хватать за ноги следовало, разумеется, не Люсьену, а графа Орловского.

Прозрачный щуп со своими светящимися отростками оказался глух к крикам и увещеваниям. Когда к Люсьене прицепились Андрей с Озерецким, щуп лишь немного напрягся, после чего, легко преодолев сопротивление, втянул Люсьену внутрь клубящегося, мерцающегося и перекатывающегося пространства-времени. В попытках помочь, за ноги Андрея ухватилась горничная, а следом за ней женщина из светового луча. Естественно, они не помогли, разве что в ответ на их непременные женские визги святящиеся отростки прозрачного щупа недовольно зашевелились.

Граф Орловский, не веря своим глазам, наблюдал, как вместо него в протечку во времени втягиваются совершено посторонние люди. При этом протечка находилась у него под ногами, причем эти ноги составляли с протечкой фактически одно целое.

Орловский бросил вопросительный взгляд на кенгуру, и по отпавшей челюсти на вытянутом кенгурином лице понял, что произошедшее является неожиданностью для самого создателя вселенной.

— Твою ж мать! — высказался граф словами народной мудрости.

После чего ухватился за ногу почти исчезнувшей в пространстве-времени горничной, не забыв при этом обнять другой рукой поклажу. Не без удовольствия Григорий Орловский ощутил, как его засасывает в протечку вслед за товарищами.

Орловский уже не мог видеть, как после его исчезновения челюсть Толстого возвратилась на место. Кенгуру немного постоял, разглядывая опустевшую гостиную, почесал короткой передней лапой живот и произнес раздумчиво:

— Полный швахомбрий.

Глава 3

Я, сразу после

Оказавшись внутри протечки во времени, я перестал контролировать себя, в том смысле, что перестал ощущать свое тело. По идее, моя рука должно было держаться за Люськин подол, но я не ощущал своей руки и не различал ни Люськи, ни ее подола. Зато ощущал свой внутренний голос, причем во множественном числе.

«Куда направляешься, дурья башка?» — спросил у меня первый внутренний голос.

«А ты до него не доматывайся, а то хуже будет», — заступился за меня второй внутренний голос.

На что третий внутренний голос ответил:

«Кто до кого доматывается, это еще вопрос».

«Сколько же вас?» — поинтересовался я.

«Много!» — вскричала, причем разными тембрами, целая