Моим любимым Беатрикс, Тревору, Тодду, Нику, Саманте,Виктории, Ванессе, Максу и Заре.

Вы — самые лучшие люди на свете, самые дорогие из всех, когоя знаю, и я люблю вас — люблю всей душой и всем сердцем.

Ваша мама

Декабрь 1974 г.

Звонок раздался, когда она меньше всего этогоожидала, — снежным декабрьским вечером, почти в годовщину со дня их первойвстречи. Тридцать четыре года прошло с тех пор, тридцать четыре удивительныхгода!.. Кейт уже исполнился пятьдесят один, а Джо — шестьдесят три, но,несмотря на то, что он успел столь многого достичь в жизни, он всегда казалсяей гораздо моложе своих лет. Жизненная сила переполняла его — жизненная сила иневероятная, неподвластная годам энергия, не позволявшая ему долго сидеть наодном месте. Джо часто напоминал ей праздничный фейерверк-ракету — сколько онаего помнила, он всегда устремлялся куда-то вперед и вверх, навстречу чему-тоневидимому и недостижимому. От природы он был наделен даром воображения,проницательностью, острым умом, каких не было ни у кого другого. Кейт понялаэто сразу — в тот день и час, когда они впервые встретились. И она не ошиблась.Время открывало ей все новые и новые черточки в его характере, но то, что быловначале, осталось с ним навсегда. Правда, Кейт порой не понимала, откуда это унего и, главное, зачем это нужно, и все же с самых первых секунд она знала: ондругой, не такой, как все, он — особенный и исключительный.

И других таких не сыщешь в целом свете.

Все эти тридцать четыре года Кейт воспринимала Джо нестолько разумом, сколько всем своим существом, каждой клеточкой, каждоймолекулой своего тела. Он вошел в нее, как воздух входит в легкие; сделалсячастью ее души, как кислород, который растворяется в крови. Быть может, с нимне всегда было уютно, спокойно, бестревожно — как, впрочем, и ему с ней. Однакоместо, которое Джо занял в ее жизни, было слишком важным, да и продолжалось этослишком долго, чтобы прожитые годы легко можно было вычеркнуть из памяти.

Конечно, за прошедшие десятилетия им не удалось избежатьссор и столкновений; в их жизни были вершины и пропасти, взлеты и падения,закаты и рассветы — но были и долгие, долгие периоды блаженного, ничем ненарушаемого покоя. Для Кейт Джо всегда был чем-то вроде Эвереста — вершиной, ккоторой следует стремиться; местом, которое необходимо во что бы то ни сталодостичь, прежде чем начать обживать. С самого начала он был ее мечтой, чудеснымсном, сладкой грезой. Джо был раем и адом и, одновременно, неким подобиемчистилища, куда стремилась ее истерзанная душа. Он был ее гением, и, каквсякому гению, ему были свойственны крайности, которые Кейт охотно иливынужденно ему прощала.

Впрочем, иначе и быть не могло, потому что каждый из нихпривносил в жизнь другого смысл и значение, наполнял ее содержанием и цветом, хотяим случалось и пугать, и огорчать друг друга. Понимание, мир, любовь пришли кним со временем — и с возрастом. А уроки, которые обоим пришлось усвоить,давались им не всегда легко.

С самого начала они были друг для друга испытанием,головоломкой, трудноразрешимой загадкой, живым воплощением потаенных,полуосознанных детских страхов и неразрешенных проблем. Но под конец они сталидруг для друга лекарством, обильно и вовремя изливавшимся на самые глубокиедушевные раны. Время обкатало, отшлифовало обоих, и они притерлись друг кдругу, точно два фрагмента головоломки, — плотно и без швов.

За тридцать четыре года, что они прожили вместе, Кейт и Джосумели найти то, что дано не многим. Порой их отвлекал суетный шум окружающегомира, ослеплял первооткрывательский азарт, и все же оба знали: то, что онисумели отыскать, представляет собой подлинное и исключительно редкое сокровище.И все чаще и чаще прошедшие тридцать четыре года представлялись обоим какволшебный танец, непростым фигурам которого им приходилось учиться всю жизнь.

Кроме всего прочего, Джо отличался от обычных людей умениемвидеть то, что другим было просто недоступно. Должно быть, поэтому он неиспытывал особенной нужды в обществе. Напротив, Джо чувствовал себя гораздолучше, если его оставляли наедине с собой. Надо отдать ему должное, он сумелпостроить некий удивительный мир, центром которого был он сам. Джо частоказался Кейт чем-то вроде пророка или младшего бога из какого-то языческогопантеона, которому понадобилась своя собственная империя. И он не только создалдля себя империю, но и по праву занял в ней трон верховного правителя. Емуудалось раздвинуть границы существующего мира и показать тем, кто был рядом,новые горизонты, о которых никто, кроме него, не подозревал. Джо был рожден длятого, чтобы созидать вселенные, взламывать барьеры и устранять препятствия,мешавшие его постоянному стремлению вперед.

Когда зазвонил телефон, Кейт ни на секунду не усомнилась,что это Джо. Он уехал на несколько недель в Калифорнию. Кейт ждала его обратно черезпару дней и совсем не беспокоилась — к его неизбежным отлучкам она успелапривыкнуть. Словно ясное солнышко, всходившее на востоке и опускавшееся назападе, Джо уезжал и возвращался, снова уезжал и снова возвращался. Но куда быего ни заносило — будь то Токио, Гонконг или Саратов, — Кейт знала, что онвсегда рядом, ибо самолет мог доставить его к ней в считанные часы, а ссамолетами у Джо были свои особые отношения. Авиация давно стала частью егодуши — частью, которая для него значила многое, почти все. Джо полюбил самолетыс самого детства, и когда-то давно Кейт с горечью думала, что он нуждается вних куда больше, чем в ней. Но со временем она нашла в себе силы принять и это— принять, понять и разделить эту его страсть. Она даже научилась любить самолеты,как она любила его глаза, его руки, его душу, ибо все это являлось частямиудивительной и сложной мозаики под названием Джо Олбрайт.

В этот день, успокоенная тишиной большого дома, вокругкоторого лежали укутанные снегом холмы, Кейт работала над своим дневником.Когда в шесть вечера зазвонил телефон, за окнами было совсем темно, и Кейт дажевздрогнула и бросила взгляд на часы. Впрочем, она тут же улыбнулась и, откинувсо лба прядь темно-каштановых, еще не тронутых сединой волос, потянулась каппарату в полной уверенности, что услышит в трубке знакомый бархатистыйбаритон.

— Алло? — сказала она, готовясь погрузиться вмягкое тепло его голоса.

Краем глаза Кейт заметила, что снегопад за окнами усилился,и невольно подумала о том, что, когда дети приедут на Рождество, они застанутнастоящую волшебную страну. Впрочем, у детей уже были свои дети, свои дела,свои знакомые и близкие, о которых они думали и о которых заботились, так что впоследнее время жизнь Кейт почти полностью была посвящена Джо. И в этом не былоничего удивительного, ибо Джо всегда занимал в ее сердце главное место.

— Миссис Олбрайт?

На мгновение Кейт почувствовала себя разочарованной. Нотолько на мгновение, потому что знала: Джо непременно позвонит тоже — бытьможет, позже, но позвонит. Он всегда звонил ей, хотя зачастую ему было совсемне просто добраться до работающего аппарата.