Уже знакомое ощущение полета, сияние золота и резкий толчок. Текстуры, как говорил Бранов, прогрузились, и вся компания с грохотом вывалилась на пол нашей с Оксаной комнаты в общежитии.

— Ох…

Я оказалась прямиком под Мишей, расстелившись по старенькому ковру камбалой. Извиняясь, Миха спешно вскочил, оттаскивая меня в сторонку. Его отец уже подхватил на руки Оксану и уложил на нижнюю койку двухъярусной кровати. Подругу бил не то озноб, не то судорога.

— Семен Аркадьевич, он… рвется… наружу!

Незнакомая, крохотная девчушка с тоненькими запястьями, сморщившись, изо всех сил толкала воздух перед собой. «Император» искрил и сиял, а из страниц то и дело тонкими струйками вырывался дым.

— Анюта, держи. Еще немного! Миха!

Миша с готовностью подскочил к отцу и принялся удерживать Оксану от тряски, а тот рванул к Ане и положил обе руки ей на тоненькие плечи. Трясти девушку, как каштанку, тут же перестало. Действия ее стали четче, точнее. Будто мужчина ей сил придавал, и теперь все меньше столбов дыма вырывалось на свободу.

— Я завлеку, а ты бей.

Семен Аркадьевич сказал это негромко, но твердо. Анюта услышала и кивнула, закусив губу.

Еще немного и книга раскалилась добела. В центре, будто червоточина, зияла дыра. Вращалась и крутилась. Несложно догадаться: если эта сгустившаяся энергия вырвется, нам всем несдобровать.

— Давай!

Аня со всей силы впечатала ладони в обложку, прямо в центр темного вихря. Уж не знаю, как она сдерживала крик, но заорать даже мне хотелось. Инстинктивно зажмурившись, я повалилась на пол.

Не ошиблась. Сверкнуло так, будто граната разорвалась.

— Аня! Анют!

Семен Аркадьевич подхватил девушку, прижав к себе.

— Я не смогла, он ушел. Ушел, — шептала она. — Извините.

Для описания разочарования на ее лице еще слов, наверное, не придумали. Оно было всеобъемлющим и до того горестным, что душа замирала.

Оглядевшись, я нашла свою книжку, вернее то, что от нее осталось.

Теперь уже и для моего разочарования слов не нашлось. Рожки да ножки от «Императора». Рожки да…

— Что происходит? Вы кто?

Оксана слабенько зашевелилась и поднялась на постели. Темные круги под глазами, бледная кожа, — мумия, ни дать ни взять.

Семен Аркадьевич без слов опустил Аню на пол, и та оперлась спиной на стену. Прикрыла глаза. Сам же тем временем достал небольшую книжечку, прикрепленную на поясе. Перебрал несколько десятков бумажных закладочек, раскрыл.

— Читай, — приказал он Оксане, все еще недоуменно вращающей впавшими глазами.

— Что вы…

— Читай!

Оксана глядела на мужчину с недоумением, а затем послушно перевела взгляд на разворот. Губы ее медленно, но верно затрепетали, безмолвно изрекая строки.

Ко мне постепенно возвращалось самообладание. Все обошлось! Мы вырвались! На четвереньках я подобралась к лежащему на спине Яну. Он тяжело дышал и бесцельно таращился в потолок.

— Ян… Викторыч.

Отчество как-то само собой присобачилось, на корню истребив все, что было последнюю пару дней.

— Я в порядке, — Бранов перевалился на бок и выставил ладонь. — Нет. Не нужно этого делать.

Кому это он? Я обернулась. Оксана в тот миг страшно закатила глаза, вздохнула с таким свистом, будто весь воздух в себя приготовилась затянуть и рухнула на постель.

Ничего себе фокусы! Семен Аркадьевич хмуро взирал на меня, перебирая закладки, то и дело слюнявя палец. Взгляд сосредоточенный, ничего доброго не предвещающий.

Я попятилась, елозя задом по ковру. Если эти люди в черном и меня так свистеть заставят, добра точно не жди!

— Пап, — Миша с тревогой уставился на отца, — может, не надо?

— Действуем строго по уставу. Никаких отклонений.

Ян окончательно уселся. Глаза его снова чернее ночи сделались.

— Что они с ней сделали? — уставилась я на Оксану. Та громко и недвусмысленно всхрапнула.

— Память стерли, — бросил аспирант к огромному неудовольствию Семена Аркадьевича. — Я сказал нет!

Судя по всему, стереть память и мне хотели, ведь отец Миши поднялся и уже нашел нужную страничку.

— Устав гласит, случайных свидетелей стирать. Ты должен знать.

Ян нахмурился.

— Она не свидетель.

Гладко выбритое лицо Семена Аркадьевича недоверчиво вытянулось, а Миша, с восторженным хохотом подхватил.

— Машка, ты Слышащая что ли?

— Михей! — гаркнул Семен Аркадьевич.

— Ну чего-о-о?! — парень откровенно недоумевал.

Аня, наравне с Сизовым старшим цокнула и сердито поглядела на Мишу. Кряхтя, наконец отклеилась от стены.

— Семен Аркадьевич, он взывал к ней, — кивнула она на останки «Императора». — Ты ведь слышала его?

Теперь Аня серьезно и требовательно смотрела на меня.

Я осторожно кивнула. Шелестящие звуки голоса Хаоса все еще червями копошились в голове, но это были лишь воспоминания. Жуткие воспоминания. Одни из тех, что рождают кошмарные сны и беспричинные страхи.

В общем, ясно как день: спать мне ближайшие несколько десятков лет с включенным светом.

Семен Аркадьевич примирительно качнул короткостриженой головой, прикрывая книжечку.

— Она твой Слышащий?

Бранов даже глазом не моргнул.

— Мой.

— Получше смотри за своим добром, — пробасил мужчина, щелкнув заклепкой на поясе. Чудное орудие стирания памяти вновь оказалось в кожаном плене. — Ладно, пора. Пусть девчушка отдохнет. Эффект должен закрепиться, иначе вспомнит и с ума сойдет.

Я с жалостью поглядела на сопящую Оксану. Что она испытала в материи? Помнит ли? Хотелось бы верить, что нет.

Ян согласно попыхтел, попытался подняться, но так и не смог. Поднять его, подхватив под руку, и у меня не вышло. Тяжелый.

Миша пришел на помощь.

— Нефигово тебя приложило, — с улыбкой подал он Яну широкую ладонь с простым широким кольцом на большом пальце.

— Угу.

Аспирант ухватился, но, похоже, желанием со спасителями пообщаться не горел. Мишка даже как-то потускнел, уловив холодный, отстраненный тон.

— Маш, ты с нами поедешь? — вновь залучился от счастья он, словно вспомнив обо мне.

— Куда? — я так и замерла в полусогнутом положении, застегивая сапоги.