По переулкам бродит лето,

Вихри снежные крутя…

Народная песня

Она была пунктуальнее собственных часов…

«Здорово смахивает на эпитафию!» – сердитоподумала Кира, в очередной раз выпадая из модельной «вьетнамки» на толстеннойнеподъемной платформе. Два хиленьких ремешочка были не в силах сдержатьстремительные Кирины шаги. То, что всего этих ремешков было четыре (две ногиумножим на две «вьетнамки»), устойчивости походки все равно не способствовало.Тем более здесь… Коктебель (он же Планерское) – дивное местечко, сотворенноебогами в минуту наилучшего расположения духа и наивысшего творческоговдохновения, однако дороги тут препоганые, засыпанные какой-то колючей горелкойповерх бренных останков асфальта. Пробежка по ним (в гору, все время в гору, поне спадающей даже к вечеру июльской жаре) – занятие утомительное и медленное.Но уж коли ей так не в кайф опаздывать… Какая жалость, что только ей, печальноподумала Кира, бросая полные надежды взгляды на кипарисовую аллейку, ведущую кместному отделению милиции. Почему Алка назначила встречу именно здесь? Ну, онаизвестная фантазерка. Главное, встретиться сговорились в пять, а сейчас ужечетверть шестого! Кира вполне успела бы забежать домой, принять холодный душ ичто-нибудь проглотить, а то ее даже подташнивает от голода и усталости.

«Перекупалась и перегрелась», – подумалаКира и обреченно поковыряла платформой черную горелку, вообразив, как обрушитсяна нее Алка.

«Дитя, – скажет, – малое,неразумное! Hимфа зачуханная! Чего лезть в воду, коли не знаешь броду? И начерта жариться под солнцем, если я каждый год, регулярно, с тебя, с обгорелой,по семь раз лоскутья снимаю?» Именно это и скажет Алка – как только появится:через минуту, через четверть часа, а то и… через час! Вот забавно: Кира готоваспорить на свой несравненный «Ролекс», что Алка скажет именно это. А вот за то,что подруга появится хотя бы в течение ближайшего часа, Кира не поставит дажеодну из своих поганеньких «вьетнамок». Причем еще не родился на свет человек,на встречу с которым Алка пришла бы вовремя…

«Нет, родился!» – с изумлением перебила Кирасвои обличительные речи. Этого человека звали Мэйсон Моррисон, и он был главойкорпорации «Моррисон, Сэлвидж и K°». Именно Мэйсон от имени своей компании в мартесего года предложил госпоже Москвиной (Кире) и госпоже Вихновской (Алке)подписать некий контракт… Именно Мэйсон подарил тогда Кире и Алке по «Ролексу»:в залог вечной дружбы, как пояснил он, искательно заглядывая в холодныесеро-голубые Кирины и жаркие жгуче-черные Алкины очи. Но поскольку ни в тех, нив других Мэйсон не прочел желанного «да», он наполнил свои собственныеорехово-карие небольшие глазки стоическим терпением и объявил, что всепонимает: дамам надо подумать.

«Да уж!» – подумали дамы. Мэйсон предлагал имсовершенно сказочные условия для жизни и работы! Но дамы пока еще колебались.Все-таки решиться, выражаясь по-старинному, на измену Родине – это не туфелькиновые купить!

«О господи! – с внезапным ощущениемблизкого и вполне доступного счастья встрепенулась Кира. – Да что ж ямучаюсь-то, скажите на милость? Вон же «Обувь – одежда», я сейчас куплючто-нибудь человеческое на ноги. Немедленно! А Алка, если появится, пусть ждет.Ничего, не треснет».

Она рванулась к двери в «Обувь – одежду», находившуюсяв двух метрах от входа в отделение, однако ее ожидало сильнейшее разочарование:дверь оказалась запертой на засов с висячим амбарным замком. И Кира вспомнила,что за всю неделю отдыха ни разу не видела ее открытой.

Могучий четырехугольный сержант с«жовто-блакитными» лычками на погонах (знак принадлежности к радяньской милициивеликой и древней незалежной страны Хохляндии), заметив огорчение на Кириномлице, любезно расшифровал содержание выцветшей до однородной белизны записки,прикрепленной чуть выше засова: «Ушла на базу».

Кира взглянула на сержанта неодобрительно:судя по виду записки, продавщица «Обуви – одежды» ушла на базу в непредставимодавние времена – столь давние, что впору было объявить всесоюзный розыск, а неторчать тут, подпирая и без того крепкие стены да болтая с девушками. Впрочем,вполне возможно, всесоюзный розыск и был некогда объявлен… но канул в Летувместе со всем Союзом.

Ладно, ушла на базу, так ушла, слишкомогорчаться не стоит. Вот появится (когда-нибудь) Алка – и они вместе добредутдо универмага, это каких-нибудь сто шагов. Кошмар… но там уж наверняка сыщутсякакие-никакие босолапки для бедных Кириных ножек.

Кира со стоном пошевелила пальцами. Конечно,легче сейчас пройти сто шагов до универмага, чем двести – до дома, где они сАлкой снимали квартиру и где у Киры, конечно, были другие босоножки.

«Еще минута, и я упаду с этих треклятыхплатформ!» – с ужасом подумала Кира. Она стиснула зубы, но сквозь узкую щельпрорвался невольный смешок. Алка собиралась произвести фурор – появиться неодна, а с новым кавалером. «Увидишь – упадешь!» – было торжественно обещано.

Кира в сомнении покачала головой, но даже этослабое движение едва не сбило ее с ног.

Кто-то вкрадчиво кашлянул рядышком, и Кираувидела того самого сержанта.

– Устали, барышня? – задушевноспросил он. – Может, присядете? Туточки, близенько, в холодочке?

Он сделал широкий жест в сторону гостеприимнораспахнутой милицейской двери. Кира несколько опешила, однако почти сразууглядела два полуразвалившихся деревянных ящика, лежащих под общипаннымкипарисом и выполнявших роль садовых скамеек. Значит, сержант под словом«присесть» не подразумевал ничего такого…

Однако, судя по запаху, местечко «туточки, вхолодочке» частенько исполняло также роль общественного туалета, поэтому Кираответила сержанту сдержанной улыбкой и демонстративно поглядела на запястье,отягощенное американским золотом: некогда, мол, мне тут рассиживать!

А между тем «Ролекс» показывал уже семнадцатьтридцать…

«Нет, я все понимаю: новая любовь, красотыКарадага, то-сё, но не до такой же степени?!» – сердито фыркнула Кира и сделаланесколько мучительных шагов по аллейке, пытаясь избавиться от пристальногомилицейского взгляда в середину груди. Казалось, тот пытается выяснить, имеетсяли под Кириным топиком лифчик – или нет. Причем вид у сержанта был такой, будтоон не прочь от визуального контакта перейти к тактильному. Кира на всякийслучай сделала суровое лицо и, пытаясь напомнить сержанту о его основныхобязанностях, застыла перед щитом с листовками, над которыми линялыми, ещесоветскими, буквами было начертано: «Их разыскивает милиция».